Пляска смерти

Дело в том, что Серлинг сам написал шестьдесят два из первых девяноста двух серий “Сумеречной зоны”; он печатал сценарии на машинке, диктовал секретарше, наговаривал в диктофон – и при этом непрерывно курил. Любителям фэнтези знакомы имена почти всех остальных авторов остальных тридцати серий: Чарлз Бьюмонт, Ричард Матесон, Джордж Клейтон Джонсон, Эрл Хамнер-младший, Роберт Преснелл, Джек Ньюмен, Монтгомери Питтмен и Рэй Брэдбери. Простой факт заключается в том, что большинство шелудивых псов, сбежавших из конуры, отмечены именем Серлинга. Сюда входят “Мистер Дентон ночью” (Mr Denton en Doomsday), “Шестнадцатимиллиметровый склеп” (The Sixteen-Millimeter Shrine), “Судная ночь” (Judgmeit Night), “Большое желание” (The Big Tall Wish) (бессовестная слезовыжималка, история о ребенке, который помогает побитому боксеру выиграть свой последний матч) и еще слишком много других, чтобы мне хотелось их перечислять.

Меня всегда тревожили воспоминания зрителей о “Сумеречной зоне”: большинство помнят только финальный “поворот”, но истинный успех сериала, по моему мнению, имеет более солидное основание, потому что образует жизненно важное звено между старой литературой дешевых журналов, предшествующих 50-м годам (или теми сериями “Триллера”, что основаны на лучших рассказах из этих журналов), и “новой” литературой ужасов и фэнтези. Неделя за неделей “Сумеречная зона” помещала самых обычных людей в самые необычные ситуации, показывала нам тех, кто по каким-то причинам свернул в сторону, проник сквозь щель в реальности.., и оказался в “зоне” Серлинга. Это весьма эффективный принцип и к тому же самый прямой путь в мир фэнтези для тех зрителей и читателей, которые обычно не стремятся посещать эти земли. Но, конечно, не Серлинг создал этот принцип; еще в 40-е годы Рэй Брэдбери поставил обыкновенное и ужасное рядом друг с другом, бок о бок, а когда он переместился в более тайные уголки и начал по-новому использовать язык, на сцену вышел Джек Финней и принялся оживлять сцены обычного в необычном. В программном сборнике рассказов, который называется “Третий уровень” – это литературный эквивалент поразительных картин Магрита, на которых железнодорожные поезда вырываются из каминов, или работ Дали с часами, вяло свисающими с ветвей деревьев, – Финней определяет границы “Сумеречной зоны” Серлинга. В заглавном рассказе Финней повествует о человеке, который нашел загадочный третий уровень Грэнд-сентрал note 204 (у него только два уровня – замечание для тех, кто не знаком с этим аккуратным старым зданием). Этот третий уровень – своего рода путевая станция во времени, откуда можно попасть в более простую и счастливую эпоху (тот самый конец XIX века, куда сбегает так много обиженных жизнью героев “Сумеречной зоны”; именно туда сам Финней возвращается в своем знаменитом романе “Меж двух миров” (Time and Again)). Во многих отношениях третий уровень Финнея соответствует “Сумеречной зоне” Серлинга, и принцип Финнея во многом близок принципу Серлинга. Среди выдающихся особенностей Финнея как писателя было умение незаметно, почти небрежно пересечь границу и оказаться в ином мире.., как в том случае, когда герой, переживший такой переход, вдруг обнаруживает на десятицентовой монете портрет не Франклина Делано Рузвельта, а Вудро Вильсона; или когда другой герой Финнея начинает путешествие на идиллическую планету Верна, сев в старый автобус, стоящий на приколе в полуразрушенном деревенском сарае (“О пропавших без вести” (Of Missing Persons)). Самое большое достижение Финнея, которое повторяет затем “Сумеречная зона” (и все, кто писал после нее), заключается в способности создавать фантастические сцены а-ля Дали – и потом не извиняться за них и не объяснять их. Они просто есть, зачаровывающие и слегка пугающие, мираж, но слишком реальный, чтобы им пренебречь: кирпич, плывущий над холодильником; человек, едящий телеобед, полный глазных яблок; дети, играющие со своим ручным динозавром на усеянном игрушками полу. Если фантазия кажется реальной, настаивает Финней, а вслед за ним и Серлинг, никакие провода или зеркала не нужны. В основном именно Финней и Серлинг нашли наконец достойный ответ Лавкрафту, который показал новое направление. Для меня и для многих представителей моего поколения этот ответ был подобен вспышке откровения, осветившей миллионы увлекательнейших возможностей.