Пляска одержимости

Как он мог думать о том, чтобы становиться символом хоть чего-то, когда допустил смерть Цубаки? Ее самой, брата, матери, все тех, о ком говорил Хорин Тайтэн? Ямато был кровожадным убийцей, чудовищем. Он не имел права хвататься за свои регалии, и сегодня окончательно подписал свой отказ тем, что расписался в графе чужой кровью. Он был никем и заслуживал умереть в безызвестности. Ханзе питал надежды к нему, но все это было тщетно: в конце концов, Ямато был пустым местом, монстром, но никак не иконой.

Он замер на пороге нужной квартиры и с отчаянием взглянул на потускневшую дверную табличку.

Чего он тут ждал? Спасения? Пришел сам к человеку, который превратил его жизнь в ад?

Но куда он мог податься?

Ямато не знал. Честно говоря… Чем дольше это продолжалось, тем меньше он понимал, что от него требуется. Что он сам должен делать, сам решать, кому доверять. Все это время он плыл по течению, поддаваясь чужой воле, и все вокруг лепили из него то, что хотели. Ханзе — послушного исполнителя. Отора — одну из жертв и желанного противника. Харада — изверга и монстра. Цубаки — спасителя. И он послушно следовал всем этим требованиям, не демонстрируя ни капли самостоятельности, ведь, в сущности, он был никем.

Пустышкой.

Все, что у него хорошо получалось — следовать приказам, и импровизировать уже в заданных границах.

Боже. Императорская кровь… О чем вообще шла речь…

Он не подходил на эту роль совершенно.

Когда дверь перед ним распахнулась, Ямато вздрогнул; потому что там, в проходе, стоял… стояла?.. стоял Отора. Уже без нетраннерского костюма, в какой-то растянутой толстовке, но с теми же белоснежными волосами и взглядом мертвой рыбы. Их взгляды пересеклись, и, на секунду, Ямато показалось, что во взгляде того мелькнуло облегчение. Он не слишком церемонясь схватил его за руку и втащил внутрь, после чего закрыл дверь. И бросил, все тем же своим стандартным равнодушным тоном, но каким-то слегка напряженным:

— Я ждал, когда ты придешь. Ты ранен. Проходи.

И Ямато невольно двинулся следом.

С прошлого раза квартира совершенно не изменилась; конечно, Ямато вычистил из нее все, что только мог, но это все еще было крайне запущенное и грязное место. Холодильник, видимо, все это время служивший для Оторы охлаждающей камерой, был захлопнут и громко жужжал, будто работал. Что же там такое, невольно пронеслось у него в голове, но он не успел задать свой вопрос, потому что с дивана услышал тихий стон.

Обернулся — и увидел Ханзе.

Тот был явно без сознания, от его затылочного разъема, сейчас открытого, глубокого (Ямато никогда до этого не видел порта для глубокого погружения в Сеть), тянулся толстый шнур куда-то в соседнюю комнату; разбитая голова была перевязана, как и ранения на теле. Повязки уже успели пропитаться кровью, и, глядя на это зрелище отстраненно, Ямато мог лишь осознавать, что эту трепку устроил ему Харада.

Харада…

Его голос — умоляющий — все еще отдавался в голове.

К горлу неожиданно подступила желчь, и Ямато спешно зажал рот рукой. Бросился в сторону ванной комнаты, где его вырвало в раковину, и там поднял глаза наверх — в разбитое зеркало, где увидел свое отражение. Он не знал, каким шел сюда по улице, но теперь подозревал, почему некоторые на него так истошно косились: залитый кровью своей и чужой, с бледным лицом и огромными синяками под глазами, и волчьим взглядом. Господи. Он — убийца. Если бы не он… Надо было послушать Хараду, надо было отойти… Если бы не он, Цубаки бы…

Его вырвало еще раз, но, в следующий раз, когда он поднял глаза, сзади стоял Отора с крайне ожесточенным лицом, словно искренне обеспокоенным. Его рука коснулась спины, после чего тихим голосом он произнес:

— Надо перевязать раны.

Смехотворно!.. Человек, что так искалечил его жизнь… То чудовище, что запросто взламывало чужие головы… Сейчас стояло позади него и…

В следующий раз, когда Ямато моргнул, он сидел в кресле в комнате. На диване все так же лежал Ханзе, а сам он, когда опустил голову вниз, увидел, что все нанесенные Харадой раны, включая ожог на руке, ему залатали. Отора, может, и не был шибко грамотным специалистом, как это делать, но явно постарался. В руке была зажата пачка таблеток, и Ямато понял — чтобы раны не воспалились. Отора же стоял чуть поодаль, смотря в окно; судя по тому, как сияла зеленым его оптика, он серфил Сеть.

Потом отключился и обернулся.

— Хочешь есть?

Ямато отрицательно помотал головой. Честно говоря, кусок в горло не лез.

Он был так виноват… Так виноват…

— Не расстраивайся. Ты ни в чем не виноват. Никто не мог предугадать, что система даст сбой.

— Я должен был остановиться, — блекло пробормотал он, сжимая единственный оставшийся кулак. Закусил губу. — Должен был не выдергивать шнур, послушать Хараду. Тайтэна. Но я… Я… Ее, своими руками…

— Ямато.

Он резко вскинул голову и уставился Оторе в глаза. И вдруг ощутил, как внутри что-то заклокотало.