Плясать до смерти

– …И это я Жанну тогда привела. Ну, когда вы, – тактично понизила голос, приблизилась ко мне, – акушерку искали.

Чем-то она напоминает мне покойную тещу.

– Спасибо, спасибо вам! – Встав на колено, целовал ей руку.

– А вы симпотный, если захотите! – сказала Сима.

Я и не то могу, если захочу. Сам себе и сын, и внук!

А Настя пролежала в специальной кровати, управляемой рычагами, почти месяц. Тянулись трубки капельниц. Из-под одеяла торчали толстые, я бы сказал, даже на вид какие-то “упрямые” пальцы ее ног. “Непослушные” – еще и в том смысле, что не шевелились.

Потом она наконец узнала меня:

– О, батя! Какими судьбами?

Такая “больничная лихость” выработалась в ней. Раскаяния не заметил.

– А что, ходить уже не будет она? – спросил у Риммы Михайловны.

Мог ли прежде вообразить, что смогу задавать такие вопросы? Смог!

– После такого навряд ли.

Когда выносили ее… Или как лучше сказать? Выдавали? Отобрали, в общем, коляску.

– Это наш инвентарь.

Пригнали такси, сомкнули с Колькой руки под ней “замком”. Руки сами сошлись – вот привычка. Вспомнил, с детства она, с пионерской игры. “Нести раненых”!

Да. Тяжело. Слиплись с Настей потными щеками. Теперь Настя всегда такая будет у нас.

Вроде как отключилась, но, когда усадили ее в машину, открыла глаза:

– В Петергоф!

Приехали к ее окнам. Сейчас – поднимать. Не все еще тогда понимал. Не мог, в частности, даже вообразить, что потом и этот момент счастливым покажется!

Глянули на “высокий первый этаж”. Никогда не замечали, какой высокий, теперь только почувствовали, когда тащили. Вошли. Да. Неудачная какая-то эта квартира! Зачем только дед выменял ее?

Вонь! Собаки тут времени не теряли – засрали все. Сосед-алкаш обещал выводить, но, видно, запамятовал. А Колька не успевал, мотался. Псы кинулись лизать руки. И даже мне.

Пока Насти не было, хотел ликвидировать их, чтобы Настя тут спокойно жила. Специально приезжал. Понимал, что, пока они тут, нормальной жизни не будет! Главное – выпихнуть, а там пусть воют! Но – вот так же кинулись руки лизать! А когда я, поддавшись их мольбам, уходил, один так тяпнул – до сих пор шрам!

Уложили Настю на единственный приличный диван, и тут же псы к ней забрались, стали лизаться!

– Э, э! – Нонна столкнула их. Заворчали.

– Настька! – воскликнул я.

– Что, батя? – насмешливо сказала она.

С чего бы начать, чтобы побыстрей кончить? С псов этих, которых пора топить? С необходимой уборки? Это к Нонне скорей, но та, похоже, к кошмару привыкла.

– Настя!.. Какую тебе коляску купить?

И такие слова, оказывается, можно произнести! И даже бодро!

– Ну не люту-уй, батя! С делами погоди! Дай передохнуть малость!

Говорит даже насмешливо, словно случился какой-то курьез.

– А кто в уборную тебя будет таскать?

– Я! – Колька театрально, “перьями шляпы по полу”, раскланялся.

– Да, кстати… – Она улыбнулась. – Давай!

“Дома и стены помогают”? Такой у нее дом!

Колька, присев, втаскивал ее на себя, тащил за руки, она тяжко наваливалась. Притом – хохотали! Может, действительно, есть на свете любовь? Руки ее обвили его шею.

Медленно распрямляя ноги, поднялся:

– Вес взят!

Согнувшись, понес.

– Моя лучшая роль! – воскликнул.

Лихо развернулся, пихнул ее задом дверь ванной:

– П-р-р-рашу!

Мы с Нонной неуверенно улыбались.

Тащил ее с горшка обратно.

– Николя! – Я вдруг сделал открытие. – Тебя вроде поздравить можно? Про дурь забыл?

– Да когда ж? Анастасию Валерьевну таскаю. Не то что ширнуться – воды некогда попить!

Как всегда, немножко кривлялся… но за его заботы его самого нужно на руках носить!

…И Настя сделала, что обещала. Кольку спасла. Но цена тяжелая: всё отдала!

– Настя! – не мог я смириться с тем, что это… конец. – Тебе стол, наверное, нужен? Работать?

Лежит! Баронесса!

– Честно говоря, – высокомерно произнесла, – я всегда работала лежа.

– Когда это ты работала? – не удержался я.

– Я? – надменно подняла бровь. – Когда в университете училась.

– Лежа, университета не кончишь! – “ввинтил” я.

– Ты опять за свое?! – В глазах ее заблестели слезы.

– Да! Я опять за свое, а ты – опять за свое! Поехали, Нонна!

К своей жизни они вернулись!

– Настя! – чуть дождавшись рассвета, с великим открытием ей позвонил.

– Что, отец? – недовольно и хрипло проговорила она. Разбудил?

– Настя! Литература!

– Что “литература”?

Теперь уже точно слышно, что недовольна.

– Литературой занимайся!

– В каком смысле, отец?

– В буквальном! Литературой везде можно заниматься: в больнице, в тюрьме, стоя, лежа. Здоровой. Больной. И делать прекрасно!

– Отстань, пап! Я сплю.

Я зато не сплю. Помчался к Полонскому. Когда мы с ним в Лондоне были, я его паспорт нашел. Тогда он и сказал мне: “Проси что хочешь!” Сейчас детское издательство возглавляет.

– Вот, Настька! Здорово, а?

– Что это? – пролистнула.

– Детские книжки!

– Но они ж на английском.

– Это и хорошо! Переводить будешь.

– А.

– Ты что, Настя? Опять?

Бабулька давно умерла – ее “отметила”. Теперь кого? Может, кого-то из нас?

– Где Колька?

– Сима увезла.

– Совсем?

– Откуда я знаю? – завопила.

– Ладно! Высылаю мать к тебе! – сообщил бодро.

– Папа! Что толку от нее? Кроме курения, ничего не интересует ее!