У него были жёлто-зелёные глаза, неспокойный ехидный рот и манера во все вмешиваться. Я это сразу понял – насчёт манеры, – потому что видывал таких юнцов.
– Хочешь мне помочь? – спросил я.
– Мне надо решить этюд, – ответил подросток. – А что будем делать?
– Пойдём со мной, покажу. Этюд потом решим вместе.
– Бен-бо! – выпалил он словцо, которым мальчишки обозначают нечто вроде «как же» или «только тебя тут не хватало». – Как-нибудь я сам решу.
Он пошёл за мной, нарочно задевая бутсами рюкзаки пассажиров, перепрыгивая через их ноги и вызывая недовольное брюзжание вслед.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Всеволод. Это родительское. Тебе нравится?
– Нравится.
– А я все думаю – оставить или выбрать другое. Мне знаешь, какое нравится? Модест. Как ты думаешь?
– Лучше оставь родительское.
– Бен-бо! – воскликнул он на всякий случай. – А тебя как зовут?
– Улисс.
– Родительское?
– Нет, собственное.
– Улисс – это Одиссей, да? Подумаешь!
Я подошёл к двери шкиперского отсека и отпер её. Всеволод тотчас юркнул вслед за мной и принялся хозяйски озираться.
– Видишь эти маты? – сказал я. – Ты поможешь раздать их пассажирам.
– На всех не хватит… Ладно, ладно, без тебя знаю, что вначале женщинам.
Он взвалил кипу матов на спину и исчез. Вскоре он снова появился в отсеке. С ним пришли ещё несколько парней примерно его возраста.
– Они тоже будут таскать, – сказал Всеволод.
Я отвёл его в сторонку:
– Ты, наверно, все знаешь. Ну-ка, скажи, что произошло на Венере?
– А ты спроси у Баумгартена. Это который в скафандре сидит.
– Спрошу. Но сперва расскажи ты.
– Я бы ни за что не улетел, если б не родители. Я-то за свою психику спокоен.
«Опять психика, – подумал я. – Только это и слышишь вокруг…»
– Может, он его просто не услышал, – продолжал Всеволод, разглядывая мой курсантский значок, – а они из этого такое раздули…
– Кто кого не услышал? Говори по порядку.
– Так я и говорю. Он ехал с дальних плантаций, и вдруг у него испортился вездеход. Там, знаешь, привод компрессора…
– Не надо про компрессор. Что было дальше?
– Дальше начался чёрный теплон. – Парень оживился. – Ух и теплон был! На нашем куполе все антенны расплавились…
– Стоп! Ты сказал – испортился вездеход. Дальше?
– Вот я и говорю: испортился. А тут теплон начинается, чернота пошла. И тут он проезжает мимо.
– Кто мимо кого? Говори же толком!
– Тудор мимо Холидэя. Холидэй ему по УКВ – возьми меня, терплю бедствие. А тот будто и не слышит. Проехал, и все.
– Ну, а Холидэй что?
– А там один самолёт удирал от теплона. Так он услышал вызов Холидэя. Повезло ему, а то сгорел бы.
Тудор! Отец Рэя! Он часто бывал у нас в доме. Вместе с моим отцом он занимался селекцией венерианских мхов. Мы с Рэем с детства мечтали о профессии космолетчика, но, когда дело дошло до окончательного выбора, Рэй решил остаться на Венере. Я улетел на Землю, поступил в Институт космонавигации, а Рэй остался. И вот теперь его отец, Симон Тудор… Поразительно!
И ещё я вспомнил странные слова Рэя о том, что кто-то не понял его отца.
– Из-за этого случая и началась паника? – спросил я.
– Пойди к Баумгартену, он тебе расскажет.
Баумгартен спал. Но, когда я подошёл, он открыл глаза.
– Так хватит воды или нет? – спросил он.
– При жёсткой норме хватит. – Я сел рядом с ним. – Старший, мне рассказали про Холидэя. Может, Тудор просто не услышал его? Неужели из-за одного этого случая…
– Одного случая? – перебил он, грозно выкатывая на меня светло-голубые глаза. – Если хочешь знать, я заметил это у примаров ещё год назад. Я вёл наблюдения, дружок. Этот чемодан набит записями.
– Что именно ты заметил у них, старший? – спросил я, чувствуя, как похолодели кончики пальцев.
– Мелких признаков много. Но самый крупный и самый тревожный… м-м… как это на интерлинге… Равнодушие! – выкрикнул Баумгартен. – Безразличие ко всему, что выходит за рамки повседневных локальных интересов. Я утверждаю это со всей ответственностью врача!
Я потихоньку растирал кончики пальцев. Набитый чемодан. Наблюдения за примарами…
– Случай с Холидэем подтвердил самые страшные мои опасения, – продолжал Баумгартен. – Они становятся другими! Сдвиги в психике все более и более очевидны…
Его слова так и хлестали меня. Нет, нет, с моими родителями все в порядке. Ничего такого я не замечал. Нет!
– А все потому, что торопимся, вечно торопимся.
– Да, – сказал я. – Наверное, нужно было разобраться как следует, а не кидаться на первый же корабль.
– Я говорю о другой торопливости. – Худое лицо Баумгартена вдруг стало мрачным. – Об этом будет разговор на Совете планирования. Ещё сто лет назад утверждали, что на Венере жить нельзя.
Тут корабль наполнился прерывистыми звонками. Это означало – приготовиться к старту.
Я поспешил к лифту.
Опять прошёл я мимо Холидэев. Том по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Андра читала книгу. Она мельком взглянула на меня, тонкой рукой отбросила со лба волосы. Волосы у неё были чёрные, как у матери, а глаза отцовские, серые, в чёрных ободках ресниц.