Плеск звездных морей (журн. вариант)

Я заглянул в комнату. Феликс в немыслимом комбинезоне из синтетического меха, какие увидишь разве в музее полярной авиации, стоял спиной ко мне и с кем-то разговаривал по видеофону. В скудном свете мне представилась картина полного запустения и изумительного беспорядка, достигнутого, как видно, многолетними настойчивыми стараниями. На столах, на полу и подоконниках стопками и вразброс валялись рукописи, магнитные и перфорированные информкарты, пленки вперемешку с обертками от еды, пластмассовыми тарелками. На пыльной крышке визора красовалась незнакомая мне математическая формула, выведенная пальцем.

— Хорошо, хорошо, — говорил Феликс в коробку видеофона. — Завтра обязательно.

— Я слышу это уже второй раз, — отвечал мужской голос с отчетливыми нотками безнадежности. — Ты меня просто убиваешь, дорогой товарищ. Ты срываешь план, ты прогоняешь ребят, которые хотят тебе помочь…

— Хорошо, хорошо, завтра, — повторил Феликс.

— Ты мерзнешь, вместо того чтобы жить в современном доме с современными удобствами…

— Завтра непременно, — сказал Феликс и выключился.

Он кивнул мне и присел на угол стола, подышал на пальцы, потер их. Мне показалось, что я слышу чей-то негромкий храп.

— Садись, Улисс. Где-то тут было вино, — Феликс огляделся. — Поищи, пожалуйста, сам.

— Не хочу я вина. Зачем ты меня вызвал?

— Ах да! — Феликс подошел к двери во вторую комнату, приоткрыл ее и позвал: — Старший, выйди, пожалуйста, если не спишь.

Храп прекратился, раздался звучный, продолжительный зевок. Вслед за тем из темной спальни вышел плотный человек лет сорока, в котором я с изумлением узнал конструктора Борга. Того самого, который назвал мое выступление на Совете бредом.

У него был мощный череп, покрытый белокурыми завитками, и грубоватое простецкое лицо. С плеч свисало клетчатое одеяло. Зевок он закончил уже в дверях.

— Ага, прилетел, — Борг говорил хрипловатым басом. — Вот и хорошо. Погоди минутку.

Он притащил из спальни обогревательный прибор и бутылку вина. Решительным жестом скинул со стула кипу старых журналов и велел садиться. Затем вручил мне стакан и плеснул в него вина.

— Вино скверное, но высококалорийное. — Он хлебнул как следует из своего стакана. — Единственное спасение в этом холодильнике. Вытяни ноги к обогревателю, пилот, не то окоченеешь с непривычки.

— Опять вызывал Шабанов, — сказал Феликс и подышал на пальцы. — Надо будет завтра перебраться.

Борг только усмехнулся.

— Слушай, пилот, — обратился он ко мне. — В высокопарном вздоре, который ты нес на Совете, было одно место, которое, собственно, и побудило меня познакомиться с тобой поближе. Ты сказал что-то о Нансене. Будь добр, изложи в развернутом виде, а я посижу, и послушаю.

С детства моим идеалом были путешественника типа Фритьофа Нансена. Я много и жадно читал об этих людях, презревших обыденность… «Их вела жертвенная любовь к науке и человечеству», — мне запомнилась эта фраза из какой-то книжки. Времена этих людей прошли давным-давно. Плавание в Арктике и полеты на экрапланах над снегами Антарктиды не более опасны ныне, чем прогулочный рейс по озеру Балатон. Но началось освоение околоземного космического пространства. Юрий Гагарин сделал первый виток вокруг шарика, героический полет группы Дубова к Венере. Скитания экспедиции Лонга в зыбучих марсианских песках. В более близкие к нам времена — исследования Замчевского на внутренних планетах, полеты Рейнольдса, «человека без нервов», к Юпитеру, сатурнинская эпопея Сбитнева и Крона, загадочная гибель храброго Депре на Плутоне.

«Жертвенная любовь к науке и человечеству…»

Не надо громких слов. Просто они шли, потому что не могли не идти. Если бы не они — пошли бы другие. Кто-то ведь должен был пройти первым.

И вот Система обжита. Ну, не совсем еще обжита, но люди побывали всюду. Есть Управление космофлота. Горький опыт пионеров, их счастье и муки уложены в параграфы учебных программ и наставлений, на двух десятках линий в строгом соответствии с расписанием осуществляется навигация. В бортовых журналах в графу «Происшествия» пилоты вписывают спокойные и привычные слова: «Без происшествий».

Правда, изредка мир будоражат сенсации. «Ледяной человек» Плутона. Меркурианские металлоядные бактерии. «Космические призраки», которых видел Сбитнев за орбитой Нептуна, видел на инфракрасном экране, иначе их не увидишь. И я помню, как расширялись глаза у этого старого космического волка, когда он рассказывал нам, первокурсникам, о своей встрече с «призраками».

«Без происшествий». И правильно. Пилотам они не нужны. Их обучают для того, чтобы они выполняли рейсы именно без происшествий.

Мне кажется, наше поколение космонавтов немного опоздало родиться. Не знаю, хватило бы у меня духа стать на место Гагарина, если бы я жил в те времена.

Может, и не надо было мне идти в космолетчики? Ведь еще сколько работы на Земле, сколько нерешенных задач! Исследование недр планеты родило профессию подземоходников. Глобальная энергетика, использование поля планеты — разве неинтересно монтировать концентраторы на полюсах?