Плеск звездных морей

Правда, изредка мир будоражат сенсации. Ледяной человек Плутона. Меркурианские металлоядные бактерии. Космические призраки, которые видел Сбитнев за орбитой Нептуна, видел на инфракрасном экране, иначе их не увидишь, и я помню, как расширились глаза у этого старого космического волка, когда он рассказывал нам, первокурсникам, о своей встрече с призраками. «Без происшествий». И правильно. Пилотам они не нужны. Их обучают для того, чтобы они выполняли рейсы именно без происшествий.

Наше поколение космонавтов немного опоздало родиться. Не знаю, хватило бы у меня духу стать на место Гагарина, если бы я жил в те времена. Может, и не надо было мне идти в космолетчики? Сколько работы на Земле, сколько задач! Исследование недр планеты родило профессию подземноходников. Глобальная энергетика, использование поля планеты — разве не интересно монтировать концентраторы на полюсах…

Но я — космолетчик. Просто я люблю это дело и не хочу ничего другого. Такая у меня работа.

Громких слов не надо. Но должен же кто-то идти дальше?

«Плещутся о берег, очерченный Плутоном, звёздные моря…»

Примерно так я и выложил Боргу свои соображения. Он выслушал меня с усмешечкой, раза два широко зевнул мне в лицо и то и дело поправлял одеяло, сползавшее с плеч.

— Все? — спросил он, когда я умолк.

— Все.

— Теперь я буду спрашивать. Кто твои родители и где живут?

— На Венере. Они примары.

— Примары? Вон что. Не знал.

Он испытующе посмотрел на меня. Я рассердился. Сказал с вызовом:

— Да, сын примаров. А что? Тебе не нравится, старший?

— Не ершись, — ответил Борг спокойно. — Существуют выводы комиссии Стэффорда.

Мне эти выводы были хорошо знакомы. Немалое место занимал в них анализ того самого случая с Тудором, который так напугал часть колонистов. Большинство членов комиссии — в том числе и Холидэй — склонялось к тому, что Тудор сказал правду, заявив, что не слышал призыва Холидэя о помощи. Сам Тудор отказался от общения с комиссией, но примары, сотрудничавшие с нею, все, как один, категорически утверждали, что это чистая правда: раз Тудор не слышал, значит, не слышал, и никаких кривотолков здесь быть не может. А один из примаров, врач из Венерополиса, заявил, что ему известны и другие случаи «нарушения коммуникабельности». Он, врач, объясняет это тем, что многие примары, постоянно работая вместе, очень привыкают к ментообмену и как бы «не сразу переключают восприятие» (так дословно было написано в отчёте), когда к ним обращают звуковую речь.

Вообще о необычайном и быстром развитии у примаров ментообмена в выводах комиссии говорилось очень много.

Особо подчёркивалось, что значительная часть колонистов непримаров, главным образом тех, кто прожил на Венере восемь-десять лет и больше, не покинула планету, не поддалась испугу и продолжает работать рука об руку с примарами.

Меньшинство членов комиссии, и среди них Баумгарген, ставили под сомнение тезис «Тудор не слышал». Они утверждали, что Тудор никак не мог не слышать, но допускали, что сигнал от непримара, «чужого», мог не дойти до сознания. В этом Баумгартен и его сторонники усматривали некий «психический сдвиг», вызванный долголетним воздействием своеобразного венерианского комплекса. Впрочем, никто из членов комиссии не отрицал, что этот комплекс (близость к Солнцу, мощное воздействие «бешеной» атмосферы и специфических силовых полей, изученных пока лишь приблизительно) мог вызвать у примаров чрезвычайно тонкие изменения нейросвязей. Не исключалось, что именно это явилось причиной самоуглубления примаров, роста местной обособленности, утраты интереса к земным делам…

— Ты не ощущаешь в себе нечто подобное? — спросил Борг прямо, в упор.

— Нет. — Я поднялся, нахлобучил шапку. Мне не нравился этот допрос, и я так ему и сказал.

— Сядь, — сказал Борг. — Разговор только начинается. На корабле какой серии ты летаешь?

— Серия «Т-9», четырехфокусный ионолет с автомати…

— Не надо объяснять, — попросил Борг, и я невольно усмехнулся, вспомнив, что именно он сконструировал «Т-9». — Когда ты должен ставить корабль на профилактику? — продолжал он.

— Через два месяца.

— Через два месяца, — повторил Борг и взглянул на Феликса, который безучастно сидел на краешке стола и листал журнал.

— Ну что ж, это подходит, — сказал Борг. — Теперь слушай, пилот, внимательно. Я сижу третью неделю в этом чёртовом холодильнике и пытаюсь понять нашего друга Феликса. Мне пришлось забыть математику и вникать в невероятные вещи, которые начинаются за уравнением Платонова. С самого детства я отличался крайне умеренными способностями и потому не могу сказать, что вник. Но кое-что вместе с этим потрясателем основ мы сделали. Я грубый практик, мне надо покрутить в руках что-нибудь вещное, и вот мы сделали модель…

Он вытащил из кармана прямоугольное зеркальце и протянул мне. Я взглянул без особого интереса. Взглянул — и удивился. Лицо в зеркале было моё — и в то же время вроде бы не моё. Что-то неуловимо незнакомое.

— Не понимаю, — сказал я. — Зеркало искажает изображение. Оно имеет кривизну?