Плещеев

В Орске Алексей Николаевич намеревался было навестить своего петербургского товарища Александра Ханыкова, отбывавшего солдатчину в крепости, но опоздал — Ханыков еще в июне 1853 года скончался от холеры, не дожив до конца срока ссылки всего несколько месяцев. Посещение могилы Ханыкова вызвало в душе целый рой воспоминаний о недавнем прошлом: университет, знакомство с веселым, часто улыбающимся симпатичным юношей — вольнослушателем юридического факультета; вечера у Петрашевского, на один из которых Алексей и привел впервые Александра… И вот Саши нет в живых. А где другие, живы ли? Вот уже почти три года, как расстались на Семеновском плацу молодые «пропагаторы» социализма, расстались… неужели чтобы никогда не встретиться?.. Нет, нет, нет!.. Он, Плещеев, не утратил надежду обнять своих друзей, он еще… впрочем, — ничего еще не ясно, никаких обнадеживающих просветов…

К началу декабря 1853 года почти все участники похода на Ак-Мечеть получили награды, а Плещеев все еще оставался в неведении. Он пишет о своей тревоге покровителю и другу В. Д. Дандевилю, который сопровождал Перовского в Петербург, настоятельно просит Дандевиля выяснить, удостоены ли он и другие участники похода из конфирмованных какими наградами или нет, толкует в этом же письме о планах в случае, если его обойдут поощрением. В этом письме он дает весьма резкую характеристику оренбургскому обществу, в котором продолжал вращаться, несмотря на грустные и неопределенные месяцы ожиданий.

Наконец 27 декабря 1853 года «высочайшим» указом за отличие под Ак-Мечетью Плещеев производится в унтер-офицеры — это воспринялось опальным поэтом как первый долгожданный просвет…

Но все-таки и унтер-офицерская служба в Оренбурге действовала угнетающе. И в свободное от службы время тоже нередко охватывало тоскливое чувство одиночества… Алексей Жемчужников и Иван Павлов, видимо, больше в Оренбург не вернутся… И потому уже не было отдушины в те часы, которые проводил Алексей Николаевич в оренбургском обществе, — члены его в духовном развитии своем — воплощение убожества, интересы их были мелки и ничтожны, чтобы вызвать у Алексея Николаевича какое-то чувство родства. Да какое там родство? Сальные анекдоты офицеров, ужимки чиновников, рассказывающих сплетни о своих сослуживцах, полнейшее равнодушие ко всякой живой мысли, элементарное невежество и вопиющая бездуховность «деловых» людей из числа местных промышленников и купечества — нет, положительно, Алексей Николаевич выглядел среди них белой вороной… И еще эти «наивно-невинные» вопросы барышень… Вот недавно на вечере, организованном командиром батальона (приглашены были и штатские с женами и дочерьми на выданье), одна из таких барышень, ищущая, вероятно, «ценного» жениха, игриво спросила:

— Алексей Николаевич, почему вы только лишь унтер-офицер, а вот Виктор Дезидерьевич Дандевиль — подполковник, а он, кажется, даже моложе вас?

— Потому что подполковник Дандевиль давно женат, а я только собираюсь совершить такую ошибку, — так неуклюже отшутился тогда Алексей Николаевич. Да и что он мог сказать этой барышне? Исповедоваться перед ней в своей судьбе?.. Тупость, сплетни, духовное убожество…

А те, с кем Алексей Николаевич находил отдохновение (супруги Дандевиль, Григорьев, Макшеев, Бутаков), не скрывали сострадательного отношения к опальному поэту, и это нередко оставляло в душе болезненный осадок. Ощущение «неполноценности», однообразные утомительные «светские» развлечения в Оренбурге настолько опостылели, что Алексей Николаевич стал хлопотать о перемене места службы, о своем переводе в форт Перовский (Ак-Мечеть) — в крепость на берегу Сырдарьи, — в тех местах была возможность ускоренного продвижения по службе, надежда отличиться еще в какой-нибудь боевой операции и получить офицерский чин, суливший большую определенность в будущем.

Переводу Плещеева в Ак-Мечеть способствовал В. Д. Дандевиль, заведовавший к этому времени всеми «степными делами» — оборонительными укреплениями по Сырдарье; генерал Перовский тоже не забывал своего «заблудшего» подопечного: оба прекрасно понимали, что в крепости действительно «больше шансов отличиться, чем выказывая в Оренбурге гибкость и грацию своего носка», как позднее заметит Алексей Николаевич в одном из писем Дандевилю.

Но Плещеев просился в крепость при определенных условиях. В письме к В. Д. Дандевилю в Петербург от 18 января 1854 года есть такие любопытные признания: «Боюсь, чтобы Вас. Алекс. (Перовский. — Н. К.) не приказал совсем перевести меня в 3-й батальон. Я лучше желаю быть прикомандированным, как теперь, чтоб при случае возвратиться в свой батальон. Не слыхать ли чего об новой экспедиции? Скажите хоть по секрету? Даю вам слово, что не разболтаю». То есть Алексей Николаевич отпрашивался в форт Перовский временно, с намерением поскорее принять участие в каком-нибудь походе, и только. Но обстоятельства распорядились с ним несколько по-другому…