— И каков вердикт? — спросил полковник, наблюдавший за реакцией ученого. — Времени у нас по-прежнему нет.
— Ехать. Есть другие предложения? — спросил тот, пытаясь что-нибудь разглядеть. — Пулеметчики пусть держат ухо востро. А я переведу канал от внешних микрофонов на их шлемы. Может быть, мы сможем услышать тварей, если они появятся.
— Валяй. Ты рулишь, — сказал Мих, откидываясь на спинку кресла.
Буланов не снизошел до ответа. Его трясло. От страха. Ему требовалось приложить немало усилий, чтобы подавить немыслимое в иных ситуациях безумное желание выскочить из броненосца и помчаться куда глаза глядят.
Вскоре караван возобновил продвижение. Ехать приходилось буквально вслепую, полагаясь лишь на водительскую интуицию и слабые, еле читаемые показания внешних сканеров. Самая высокая скорость, которую рейдеры могли себе позволить, это семь километров в час. Генрих утирал пот со лба. В какой-то момент у него перехватило дыхание, и сердце подпрыгнуло, как мяч. Из тумана прямо перед носом вездехода появилось большое черное пятна. Казалось, сейчас раскроется громадная пасть, утыканная зубами… но это был только покосившийся остов грузовика, чья передняя часть впечаталась в бок легковушки. Обе машины застыли в вечном объятии, облепленные шишками плесени. Броненосец начал объезжать препятствие справа. Включил фары. Противотуманные, от которых, как тут же выяснилось, не было никакого толка.
— Дерьмо, — выругался Мих, который, видимо, на них очень надеялся.
Прошло минут пятнадцать. Пробка тянулась и тянулась, но до сих пор в ней с приятной регулярностью попадались просветы, в которые можно было проехать. В этом, впрочем, и был риск. Уткнувшись в глухой тупик, каравану выбраться из него будет ох как непросто. Разворот исключен — надо будет давать задний ход, сделав на этот раз головной машиной замыкающую. Генрих не представлял себе подобный кошмар. Одна ошибка при отступлении повлечет за собой хаос. А еще туман. Он может вовсе не растаять и не отдрейфовать в сторону, а так и остаться здесь, наглухо запечатав транспорт рейдеров в ловушке из металлолома.
"И хорошо, если обойдется без…" — успел подумать ученый и вздрогнул, услышав, как плюется статическими разрядами радиостанция.
На связь пытался выйти Бастион.
— …дела… вас… поверхность… ряю…
Мих и Буланов вслушивались в звуки, вылетающие из микрофона.
— Что за ахинея? — спросил полковник недовольно.
Ученый поднял руку.
— Поверхность… шли… в… минут… — Доклад продолжался, но большая часть звуков тонула в розовом тумане. — …агерь… ждать… ета… ец… связи…
— Конец связи, — машинально перевел Генрих.
— Поверхность. Два раза повторилось.
— Да.
Мих подумал.
— Так они выходят?
Ученый кивнул.
— Кажется, так.
— Рехнулись! Точно рехнулись!
— Почему же? Думаю, они правы…
— Опять двадцать пять! Разве им будет лучше там, где летают споры?
— Может быть. И прекратите истерику, Мих! Возьмите себя в руки, в конце концов!
— Я спокоен. — Тон эсбэшник был угрожающим.
— Знаете, мне тоже все это не нравится. Я боюсь! Да! Но я понимаю, что если расклеюсь, мне конец. И если бы только мне!
Мих пристально посмотрел на него, прищурившись.
— Дожил… ботаник мне лекции читает…
— Не принимайте на свой счет, — огрызнулся Генрих. — Лично я бы предпочел сейчас сидеть в лаборатории и протирать штаны в свое удовольствие. А я с вами тут сижу, так что имейте совесть и уважение.
Полковник расхохотался, привлекая внимание стрелка и водителя. Солдаты молча переглянулись. Буланов удивленно поднял брови.
— Умеешь выражаться, — сказал полковник, ухмыляясь. — Да, да, верно. Вояка ноет, а ботан храбрится. Считаю это ненормальной ситуацией, и обещаю исправиться. — Он снова запрокинул голову и захохотал.
— Договорились.
Дальнейшая его реплика так и канула в лету, потому что в тот же миг по крыше броненосца что-то стукнуло, а потом к лобовому стеклу прилипла какая-то дрянь. В прямом смысле слова — дрянь. Громадная сопля красноватого оттенка, которую некто швырнул небрежно, не целясь, но угодил точно.
— Твою мать! — выдохнул Мих.
Броненосец остановился, когда водитель ударил по тормозам. Полковник тоже среагировал неплохо и немедленно проорал другим экипажам, чтобы прекратили продвижение.
Караван снова встал — Генрих успел подумать, что на этот раз, возможно, навсегда.
В тот же миг на лобовом стекле грязи прибавилось. Громадная гусеница, склизкая, цвета корицы ударилась в него, приземлившись откуда-то сверху, съехала на капот и принялась извиваться. Мих выругался. Генрих почувствовал, что столбенеет. Тварь дергалась, словно опарыш в гниющем трупе и скреблась крошечными лапками о прочный металл.
Ученый услышал чей-то голос, сообщивший стрелку, чтобы тот был готов. Кто это? Буланов огляделся. Оказалось, это он сам, на миг просто раздвоившийся на две независимые личности. Одна до сих пор сидела в ступоре, пораженная ужасом, вторая решила попробовать себя в роли командира.
— Все экипажам, приготовиться к бою, возможно нападение…
Посыпались вопросы, но ученый отключился.