Плесень

Сальникова постояла и двинулась дальше, однако путь до дверей своей квартиры показался ей не менее трудным, чем до Острова Ломоносова. И не четыреста километров, а четыреста тысяч! У самого порога ей сделалось дурно. Она оперлась о стену обеими руками, ожидая, когда затмение пройдет. После этого собралась и позвонила, надеясь, что найдется, кому открыть. Почти минуту ждала, а потом увидела перед собой бледного мужа. От него резко пахло потом, трехдневная щетина усеяла втянувшиеся щеки.

Их глаза встретились.

— Мира спит, — сказал он шепотом. — Упрямее ребенка ни у кого нет. Я только и делал, что охранял вход. Мира хотела помогать тебе!..

Ада рассмеялась, стараясь, чтобы было как можно тише, но потом плотина прорвалась. Сдерживаться и дальше просто не могла. Сальникова плакала, вцепившись в потную мужнину рубашку и плотно уперевшись лбом в его грудь.

Те минуты она запомнила плохо. Сознание — в прямом смысле слова — вернулось к ней спустя почти полчаса. Оглядевшись, женщина поняла, что сидит за кухонным столом со стаканом воды в руке, а муж стоит напротив, сунув руки в карманы.

Им нечего было друг другу сказать. Все последнее время они только и ждали появления характерных симптомов.

— Пойду, посмотрю на Миру. — Ада встала и отправилась в спальню. Ее квартира была такой же огромной, как все остальные в этом секторе. Президентский люкс. Сейчас он казался холодным, словно пещера. Холодным и чужим.

Мире было одиннадцать лет, и она еще сохранила детскую способность засыпать мгновенно и спать глубоко, невзирая на все потрясения.

Войдя в спальню и не включая света, Ада постояла. Глаза привыкли, и женщина разглядела силуэт девочки. Как всегда, она сбросила одеяло, запнула его к спинке кровати и раскинула ноги. Сальникова подошла, укрыла дочь и проверила температуру. Девочка была здорова.

В дверном проеме возник силуэт мужа. Ада некоторое время постояла, рассматривая спящую дочь, а потом, развернувшись, резко вышла.

— Тебе надо поесть, — сказал муж. — Поспать. Ты хоть представляешь, на кого ты похожа?

Ада провела по заложенному носу рукой. Она была не в том состоянии, чтобы выслушивать дельные советы.

— Я собираюсь сделать объявление. — Женщина взяла мужа за обе руки, подвела к столу и посадила напротив себя. Со стороны они напоминали пару на первом свидании, где более решительная дама признается кавалеру в любви.

— Ну. Какое? — отозвался Эрик.

— Я… хочу выйти на поверхность… Возможно, там мы сможем что-то сделать…

— Что?

Ада склонила голову. Озвученная, навязчивая идея выглядела хуже некуда.

Был момент, когда казалось, надо отступить, забыть, отказаться, превратив все в шутку, но… Ада вдохнула воздух, выдохнула и повторила. Тверже.

— Я собираюсь объявить, что мы выходим. Может быть, это не остановит эпидемию, но, по крайней мере, пусть люди увидят небо. Не так уж и мало, верно? Небо. Вживую. Не через видеокамеры и записи.

— Понимаю, — сказал Эрик. Его глаза блестели в полумраке. — Я согласен. Я хотел бы увидеть небо. Да. Тут повсюду пахнет кровью. Внизу, в Госпитале, груды трупов. А если прислушаться, можно услышать крики тех, кто еще жив. Они доходят через воздуховоды. Я не могу их слушать. Мне кажется, что когда я открою дверь квартиры, за ней окажется толпа окровавленных мертвецов.

Ада сжала его пальцы, дрожь в которых Эрик унять не мог.

— Понимаю, это только воображение…

— Бастион превращается в громадный склеп. Поэтому я и хочу уйти. Допустим, в результате останется кучка выживших. Смогут ли они жить в убежище? Не знаю. Я просто не знаю. А наверху, может быть, все по-другому. Мы приспособимся. Начнем сначала. Если закончится эпидемия, у нас будет шанс.

— А сколько выживших?

— Точно не помню. Сводки приходить перестали. Думаю, в Научном Корпусе все плохо… Думать боюсь. Но в последнем донесении говорилось о двадцати. Они пришли с симптомами, но не заболели.

— Это лишь те, кто обратился, — сказал Эрик.

— Да. Вероятно, некоторые скрываются. Мне докладывали о людях, которые просто забаррикадировались в своих квартирах. Их надо вытащить оттуда.

— Ты видела соседа?

— Да… Не хочу, чтобы оставшиеся просто совершили массовое самоубийство. Им нужна надежда.

— А караван? А белая плесень?

— Не знаю, Эрик. Думаю, они не верят. Я сама не верю. Остров Ломоносова — всего-навсего утопия.

— Тогда выход на поверхность — весьма неплохо. — Эрик улыбнулся. — Не теряй времени. Ты должна собрать всех, кто еще жив.

Ада кивнула.

— Там опасно… наверху… Состав атмосферы на уровне, который был на Земле десятки тысяч лет назад. Она куда чище, чем в технологическую эпоху. И если бы не плесень…

— Но поблизости ее нет.

— Ветер в любую минуту принесет споры или пыль мертвых мицелий.

— Можно найти место, где дуть будет не так сильно.

Ада подняла на мужа глаза.

— Но что мы будем делать там? Если выжившие не погибнут, в конце концов?..

— Ты заглядываешь слишком далеко вперед. Решай проблемы по мере поступления. Вспомни, кто ты. Ада Сальникова. Фактически единовластный правитель Бастиона.

— Я этой власти не хочу!