Пленница судьбы (Испытание чувств)

Работа была тяжелой и вредной, но этого Мари еще не знала. В нагретом до предела воздухе стояла густая пыль от шелка-сырца; она лезла в глаза и разъедала их; стены были темными и грязными, на полу — лужи. Многим работницам приходилось целый день стоять на ногах, а женщины, которые разматывали коконы, постоянно погружали руки в почти кипящую воду. Рабочий день продолжался двенадцать часов. В обед девушка получила миску овощного супа с куском сала и выпила две кружки воды.

Когда Мари раньше Эжена вернулась в барак, ее единственным желанием было найти забвение во сне. Умывшись, она распустила волосы и заметила, что соседка как ни в чем не бывало причесывается гребнем, который Мари утром спрятала под матрас.

— Отдай, — сказала она, — это моя вещь.

Девушка преспокойно улыбнулась:

— Ты уверена?

— Отдай, — уже тверже повторила Мари.

— Что она отняла у тебя? — спросила подошедшая к ним пожилая женщина. Ее звали Франсуаза; она убирала в помещении и готовила еду, а если возникала необходимость, улаживала конфликты между молодыми женщинами.

— Мой гребень, — ответила Мари.

— Скажи спасибо, что не мужа. Отдай ей! — Франсуаза кивнула девушке, а потом вновь обратилась к Мари: — Откуда приехала? Видно, что не парижанка!

— С острова Малые скалы. Я здесь не навсегда.

Франсуаза усмехнулась:

— Конечно, не навсегда — всего лишь до гроба!

Мари недоверчиво уставилась на нее.

— Это не похоже на дом! — с ожесточением произнесла Мари.

— Да, не похоже. Это просто место, где тебе приходится жить, — подтвердила Франсуаза. В ее взгляде светилось понимание, но от этого она не казалась приветливей и мягче.

Русоволосая девушка, без спроса взявшая гребень Мари, вернулась на свое место. Она была худосочная и тщедушная, с выпирающими ключицами, но при этом с ярко нарумяненными щеками, подведенными бровями и насмешливым взглядом.

Когда пришел Эжен, тоже утомленный и хмурый, Мари решила с ним поговорить, но он первым зада вопрос:

— Как прошел день?

— Было тяжело, — решилась признаться Мари, — очень жарко и душно.

Он понимающе кивнул:

— Это с непривычки. Надо потерпеть. Потом станет легче.

«Но ради чего привыкать?» — подумала Мари, глядя ему в глаза и зная, что от него не получит ответа. Если б они были здесь одни, если б он сел рядом с нею, обнял ее и утешил, возможно, ей стало бы легче, но… Интересно, как поступил бы Кристиан, который больше половины жизни наблюдал исковерканные женские судьбы?

В ближайший выходной Мари наконец-то смоги увидеть Париж.

Город располагался в центре прекрасной долины, словно на дне огромной чаши, и крыши его домов и купола соборов горели на небе огромными серебряными звездами. Девушке понравились обсаженные вековыми вязами, каштанами и платанами Елисейские Поля, понравилась делившая город на две части, мягко изгибавшаяся Сена. Горизонт тонул в зыбком мареве, и Мари чудилось, будто этот огромный, непредсказуемый город видит свой собственный, временами тяжкий, а иногда дивный сон. Тот Париж, который она видела сейчас, окутывала атмосфера изысканного благородства, ему было свойственно какое-то особое, царственное величие.

Мари, островитянке, было присуще замечательное качество: она умела наслаждаться увиденным, была наблюдательна, обладала способностью замечать мелочи и находить прекрасное в простом. Она шла по улицам, и ее щеки разрумянились, а глаза сияли; она смотрела на большие окна, скульптурные украшения и сверкающие крыши домов, прелестные цветники, изящные гипсовые фонтаны, на снующих людей и изредка задавала мужу вопросы.

Он мало что знал, но Мари не отчаивалась: ее любопытство было вполне удовлетворено увиденным. Ее завораживало соседство естественной красоты с великолепием, созданным человеческими руками. Ей понравились даже извилистые темные улочки, разбросанные между Дворцом правосудия и Нотр-Дам.

Разумеется, девушку поразили туалеты дам и костюмы мужчин. Наряды Шанталь казались простыми и бедными по сравнению с той роскошью, которую она созерцала вокруг. Эта роскошь была частью чего-то великого, грандиозного — частью огромного живописного полотна, созданного нравами и временем.

Признаться, Мари не могла отличить аристократок от продажных женщин. Много позднее она услышала выражение: «В Париже светские дамы смахивают на кокоток, а кокотки стремятся походить на светских дам».

Девушке не пришло в голову попросить Эжена купить ей что-нибудь, ведь они еще не получили денег, и когда вечером соседка Луиза — та, что взяла гребень, — спросила: «Что, небось, получила кучу подарков от своего муженька?», ответила:

— Нет. Мы ничего не купили.

Луиза рассмеялась и заметила:

— Я бы на твоем месте не подпускала его к себе!

— Он мой муж.

— Ну и что? Пока тебе есть чем гордиться, требуй свое и для себя!

— Требовать? У нас не такие отношения.

— И зря. Да ты, похоже, совсем не знаешь мужчин. Пока ты молода и красива, они восхищаются тобой, а как начнешь увядать, не поскупятся на оскорбления. Твой муж, должно быть, пошел выпить пива, а тебе сказал: «Не скучай»? Вернется — получишь поцелуй, но это пока. Со временем дойдет до оплеухи.