Стюард и стюардесса хладнокровно ждали запоздавшую пассажирку, цокавшую каблучками по длинной полосе асфальта, которая вела к трапу. За их спинами нетерпеливо рычали двигатели, овальные иллюминаторы горели желтым светом, как глаза алчного дракона.
Женщина взбежала по трапу с колотящимся сердцем. Ожидание полета всегда возбуждало ее, несмотря на богатый опыт.
— Прошу прощения, — сказала она стюарду, стоявшему у двери самолета. — Я заставила всех ждать?
— Нет-нет, — ободряюще улыбнулся тот.
Как любая прислуга, он был мастером по части подавления собственных эмоций.
Он показал пассажирке ее место. Пятый ряд. Кресло у окна. Она села, расстегнула жакет, одернула юбку, обтягивавшую стройные бедра, и с радостью заметила, что соседнее кресло осталось пустым. Прекрасно. Будет чуть посвободнее. Можно расслабиться и уснуть.
Женщина потянулась за ремнем безопасности. Слава Богу, тот оказался не слишком велик. Она облегченно вздохнула и принялась ждать. Сейчас закроют дверь, загорится предупреждение, и самолет начнет выруливать на взлетную полосу…
Тут в салон вторглась громоздкая фигура, затопала по проходу и опустилась рядом, словно притянутая магнитом.
Молодая женщина вздрогнула.
— Вот. Ваше вино! — Человек широко улыбался, размахивая перед ее носом яркой пластиковой сумкой.
Она узнала блондина, стоявшего в кассу. Того самого, у которого были сложности с кредитной карточкой.
Мужчина с треском стащил с себя свитер и сунул его на полку, где уже лежали их сумки, звеневшие бутылками. Он излучал столько энергии и бодрости, что в салоне сразу стало тесно.
Она незаметно улыбнулась. Несомненно, этот человек прекрасно знает о своем влиянии на женщин. Он не швед и не датчанин, а явная принадлежность Англии, такая же, как пасмурная весна и зеленые газоны.
Женщина вынула кошелек, достала несколько бумажек и протянула ему.
— Спасибо.
— Нет-нет! — бурно запротестовал мужчина, отстраняя ее руку.
— Да! — мягко сказала она, положила деньги к нему на колени, решительно повернулась спиной и уставилась в окно.
Нельзя позволять, чтобы ее опекали, каким бы обворожительным ни казался опекун. Толстое стекло отразило мужчину, сидящего в кресле, и ироническую улыбку, искривившую его полные губы.
Самолет неторопливо вырулил на взлетную полосу, нацелился носом на тусклые ряды огней, взвыл двигателями и рванулся вперед, а потом вверх.
Она прижалась спиной к сиденью; в то же мгновение пальцы соседа быстро коснулись ее кисти и спокойно улеглись на ручку кресла.
— Лучшее, что есть в полете, — пробормотал он. — Смертельная опасность. Фактор риска.
Она улыбнулась, закрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья. Не следовало ввязываться в диалог.
Подошел стюард с кофе, сандвичами и алкогольными напитками. Попутчик легонько похлопал ее по руке.
— Выпьете что-нибудь?
Она покачала головой, не открывая крепко сомкнутых глаз.
Перед полетом у нее была мысль немного почитать или составить график ближайшего рабочего дня. Но сейчас, почувствовав угрозу быть втянутой в беседу — а угроза эта, учитывая притягательность соседа, была весьма велика, — она решила поспать.
Однако стоило принять такое решение, как сон пропал.
Проклятье! Она глубоко вздохнула, вспомнив наставления инструктора хатха-йоги. Так, наполнить легкие воздухом. Глубже, глубже… Задержать дыхание. Затем выдохнуть. Медленно-медленно. А затем снова. И снова…
Она шла по широкой дороге. Хайвэй, автобан, шоссе… это могло быть где угодно.
Она тщетно оглядывалась по сторонам — шоссе тонуло в темноте. Но дорожное полотно сверкало и слепило глаза, а на обочине вздымались и опускались кучи зерна, словно ждавшие огромного автопогрузчика.
Она шла вперед. Совершенно одна. Вокруг не было ни души.
В воздухе чувствовалась угроза. Кучи зерна впереди начали тлеть. Огонь шел снизу вверх, достигал вершины кургана, расцветал желтыми, красными и оранжевыми цветами и превращался в огромные полотнища пламени.
Она поднесла руку к глазам. Опаленные ресницы напоминали обгорелые спички.
Ее окутали клубы черного дыма, сердце сжалось от страха, сквозь пламя она заметила лежащий впереди алюминиевый фюзеляж. Серебряное чрево было опалено и разворочено. Самолет напоминал подстреленную птицу.
Одно изогнутое, покореженное крыло наполовину ушло в землю; второе, окутанное удушливым дымом, смотрело в небо. По его поверхности змеился зловещий маслянистый след. Казалось, пространство вокруг упавшего самолета заполнено стонами, сливающимися в единый крик боли.
Она стояла как вкопанная. Ноги отяжелели и не хотели двигаться.
Из дыма выбрался человек. Он был черен от масла и сажи. Черные волосы, черные брови. Глаза, напоминающие ночное небо, сверкающие и неправдоподобно глубокие. А кожа бледная, молочно-белая, отливающая лунным светом.
— Керосин! — крикнул он. — Горит керосин! Бегите! Спасайтесь!