Пленники

Оник встал, повернулся туда, где, по его расчетам, была дверь и пошел, вытянув вперед руки, пока не натолкнулся на стену.

Альберт, схватив Оника за ворот, потащил к двери.

— Иди, в подвале у меня прозреешь!..

Великанов и Гарник стояли на улице. Когда Оник показался в дверях с беспомощно протянутыми вперед руками, Великанов подошел к нему, чтобы помочь.

— Прочь! — гаркнул Альберт. — Убирайся, а то пойдешь вместе с ним. А ты пошевеливайся, не шаркай ногами!..

Великанов и Гарник молча смотрели им вслед.

Оник с протянутыми навстречу окружающему ему мраку руками неуверенно шел по двору. Это был первый день его слепоты и у него еще не было сноровки человека, давно ослепшего, чтобы ступать более смело и как-то ориентироваться в хаосе звуков окружающего мира.

Альберт, — начальник лагерной охраны, — подозвал к себе одного из надзирателей и распорядился отвести Оника в подвал соседнего лагеря.

Новый сопровождающий был нетерпелив. Ему казалось, что Оник идет слишком медленно и он начал подбадривать его тычками.

— Веселей, веселей! Одиночная камера — хорошее средство от слепоты!..

— В таком случае буду очень благодарен ей, господин начальник, — найдя в себе силы, сказал Оник. — Не толкайте, я же не вижу ничего!..

Ему казалось, что он шагает по краю бездонной пропасти, что все это происходит в кошмарном сне. От знакомого мира остались только звуки. Вот он слышит автомобильный гудок, близкое фырканье мотора. Он отшатывается — в лицо ему летят комья грязи. Кажется, он попал в лужу: вода доходит уже до колен… Откуда тут лужа?

Часовой орет сзади:

— Скотина, куда ты лезешь?

— Ничего не вижу!..

— Шагай, шагай, грязный болван!

— Не толкайте меня! Я… иду…

Речь его оборвалась на полуслове. Споткнувшись о камень, Оник распластался на земле. Он слышал издевательский хохот немца.

— Хо-хо-хо!.. Хитер! Нарочно с дороги свернул…

При падении Оник больно ударился лицом обо что-то твердое. Поднявшись, он ощупал подбородок, и ладонь стала мокрой.

Через некоторое время сопровождавший его надзиратель повел с кем-то переговоры. Потом Оника втолкнули в подвал, пропахший плесенью и тухлой рыбой.

Со звоном повернулся в замочной скважине ключ.

— Зачем закрываете? — несколько раз выкрикнул Оник. Никто ему не ответил, немцы ушли. Он беспомощно опустился на пол.

Неизвестно, сколько прошло так времени.

Придя в себя, Оник нащупал стену и двинулся вдоль нее, проверяя каждый выступ. Пустая, холодная, сырая стена. Угол… другая стена, третья, четвертая…

4

Гарник и Великанов между тем обдумывали, чем помочь попавшему в беду товарищу. Они уже разведали местонахождение Оника. Один из пленных, недавно вернувшийся из подвала, рассказал, что там не дают никакой еды. Великанов решил вызвать чеха Иво — он жил во втором лагере — посоветоваться.

Иво подошел к воротам.

— С Оником нашим случилась беда. Он сидит у вас в подвале. Вот я принес несколько картофелин. Надо как-нибудь передать ему… Можешь помочь?

Великанов протянул сверток.

— Сделаю, Ваня.

— Ну, спасибо, брат! Я знал, что ты не откажешь.

Иво взял сверток и отправился к каменному сараю, находившемуся в их лагере. Верхний этаж его был завален мешками с цементом, старым железом, пустыми бочками, дровами. В подвале немцы устроили карцеры для лагерников. На уровне земли чернели маленькие окна.

Иво подошел к первому из них.

— Кто тут?

Ответа не последовало.

— Оник! — крикнул Иво громче, — ты здесь?

Оник сидел на полу. Услышав свое имя, он вздрогнул. Голос был ему незнаком.

— Оник, ты здесь? — снова раздалось сверху.

— Да! Кто это?

— Я принес картошки от Великанова. Соль в бумажке. Держи, бросаю!..

Оник различил стук упавшего бумажного свертка.

И снова вокруг — глухая тишина. Ему вдруг показалось, что он задремал и слышал этот голос во сне. Проверяя себя, Оник, как ребенок, пополз на четвереньках и начал обшаривать пол. Он ощупал кругом себя, но ничего не нашел и повернул в другую сторону. Камера была невелика, и он снова разочарованно подумал, что разговаривал с кем-то во сне. Но вот его рука наткнулась на что-то круглое. Картофелина, теплая!

Оник продолжал поиски. Он нашел еще несколько картошек, а рядом комок бумаги. В бумаге была соль. Он тут же с жадностью съел одну, затем вторую, остальное спрятал в кармане. Завтра могут ничего не дать, останешься голодным. Спасибо же вам, друзья!..

Наутро Оника вызвали к врачу. Выйдя из камеры, он почувствовал, как сильно забилось сердце. Что же, опять начнутся издевательства? Сколько еще можно унижать человека? Будь, что будет, — он покажет сегодня доктору, что пришел конец его терпению. А там пускай хоть смерть!..

Сопровождавший Оника надзиратель оказался более деликатным и даже предложил держаться за него, пока они шли в больницу.

Войдя в кабинет врача, надзиратель заявил:

— Совершенно слеп, доктор.

— Мало хорошего! Сейчас проверим. Подойди сюда…

Оник был обескуражен таким приемом. Трудно было поверить, что перед ним человек, бросивший его в карцер. Даже голос был неузнаваем.