— Гитлер разрешил ему жить со своей законной женой. Не шуточное дело: собственную твою жену тебе отдали. Будешь плясать, конечно!..
После этого дня капитан Мелик-Бабаян бросил пить и даже помолодел лет на двадцать. Наконец он обрел свой фатерланд.
В эти же дни в жизни Оника и его друзей случилось долгожданное событие: им удалось наконец связаться с партизанами. Произошло это так. Мелик-Бабаян часто посылал Оника в город по разным делам. Как-то он приказал ему достать ящики для посылок, и Онику пришлось познакомиться со столяром Яновским. Это был умный, приветливый поляк, с которым Оник сразу разговорился по душам. Он навещал его несколько раз и постепенно подружился.
Однажды Яновский из-под полы сунул своему новому другу один из свежих номеров «Правды». А через некоторое время он же познакомил Оника с человеком, который оказался связным партизанского отряда, действовавшего в лесах под Пулавой. Затем Оник устроил встречу представителей отряда с Парваняном. Состоялись переговоры. На предложение принять в отряд группу легионеров партизаны ответили согласием.
— Но лишнего оружия у нас нет, позаботьтесь о нем сами, — такое было поставлено условие.
Было решено поддерживать через Яновского связь, чтобы в тот момент, когда легионерам выдадут оружие, уйти из лагеря. Комитет принял это предложение.
Это случилось в тот же день, когда легионеров приводили к присяге. Строевые занятия были прекращены. Всех армян вывели на площадь, где была установлена трибуна. На нее поднялись: командир легиона майор Кунц и прибывшие из Берлина генерал и два полковника.
Подпольный комитет дал указание: во время чтения текста присяги повторять про себя слова той клятвы, которую каждый давал в Советской Армии. Об этом знали все.
И вот майор Кунц читает:
— Клянусь перед богом и Адольфом Гитлером быть преданным германскому правительству…
Под этот дребезжащий голос пленные шептали священные слова присяги, которые произносили когда-то там, на родной земле, обязуясь защищать ее от любого захватчика.
Присяга была прочитана сначала на немецком, потом на армянском языках. Под конец весь легион должен был повторить хором:
— Клянусь!
На площади стояли сотни людей. Но это торжественное слово прозвучало едва слышно.
Затем последовала церемония поднятия флагов. На длинный шест пополз сначала немецкий с ненавистной всем наукообразной свастикой, за ним — трехцветный «армянский» флаг, подаренный легиону Гитлером.
После этого генерал, указывая на флаги, поздравил армян с наступлением «благословенного дня», которого они «с таким нетерпением ждали» (в некотором роде это было правдой) и выразил надежду, что легион будет мужественно сражаться за освобождение любимой Армении от большевистского ига.
Оник посмотрел на Парваняна, стоявшего в том же ряду, и заметил на его лице насмешливую улыбку. Если бы немецкие командиры были более проницательны и менее самонадеянны, они едва ли решились бы дать оружие в руки этих людей. Но оружие было роздано сразу же после церемонии. Легионеров вооружили русской трехлинейкой и пулеметами «Максим».
4
День подходил к концу. Была суббота. Немецкие офицеры, закончив занятия, уехали в город.
В комнату Мелик-Бабаяна, на которого был оставлен лагерь, пришел лейтенант Карагян.
— Разрешите вызвать мою роту в ружье?
— Что, хочешь поучить своих большевиков уму-разуму?
— Так точно, господин капитан! Надо подзаняться с ними шагистикой.
— Ну, и служака же ты, Карагян! Эдак ты далеко пойдешь! — Он таинственно подмигнул лейтенанту. — Могу тебе предсказать: тебя ждет блестящая карьера. Немцы таких любят.
— Благодарю, господин капитан. Ваши слова для меня лучшее поощрение.
— Ну, ну, не скромничай! Я, пожалуй, даже скажу тебе… могу поздравить с предстоящим повышением. Да, ты уже представлен. Приказ будет подписан в понедельник.
— О, господин капитан! Это наверняка по вашему ходатайству? Теперь я ваш должник…
— Что за должник? Наша обязанность — служить многострадальной родине…
— Я стараюсь делать для этого все, что в моих силах. — Разрешите идти, господин капитан?
— Будь здоров!
Оник слышал этот разговор. Ну, что за подхалим этот Карагян. Как умеет выслуживаться перед начальством! Вот пошел опять мучить людей!.
Прошло полчаса, час, — Карагян все еще не объявлял тревоги. Скотина! Ждет, когда люди лягут спать. И в самом деле, только после отбоя Карагян поднял роту «в ружье». Сам он стоял у входа в казарму и, как всегда, демонстративно смотрел на свои ручные часы. На этот раз солдаты выстроились быстро. Несколько человек все же запоздало. Карагян выругался и отправил их в конец колонны:
— Я вас научу порядку, мерзавцы!
Он начал по одному проверять выстроившихся легионеров. Кто-то из солдат в спешке обул башмаки на босу ногу и пытался засунуть портянки в карман. Лейтенант заметил это:
— Ты что, у чужой жены ночевал? Четыре шага вперед — марш! Обувайся!..
Бросив ему на плечи портянки, Карагян двинулся дальше.