Пленники тайги

Ни Витьки, ни Витальки, куда они могли запропаститься? Не могут же они просто так оставить её одну, скоро наступит ночь. Она ещё ни разу не оставалась в лесу одна, она вообще не оставалась в лесу, даже днём. Однажды бабушка брала Клашу с собой, когда ходила по грибы, было весело, но очень быстро всё надоело, особенно комары и лесная духота. Она тогда стала хныкать и уговорила бабушку вернуться домой, хотя корзинка была ещё почти пустой. Когда выходили из леса, набрели на ягодную полянку. Черника в тот год уродилась просто удивительная и Клаша принялась её поглощать, а бабушка стала собирать ягоды в ту же корзинку, где лежало несколько грибов.

Наевшись досыта, Клаша снова запросилась домой, но бабушка не соглашалась и, ползая на коленях, торопливо собирала ягоды. Эта жара, духота, комары, измучили девочку, и она пообещала себе, что больше никогда не пойдёт в лес. С тех пор прошло уже два года, но Клаша, действительно, ни разу не ходила с бабушкой ни по грибы, ни по ягоды.

Вспоминая это, Клаша и не заметила, как совсем стемнело. На небе, прямо над головой, высыпали звёзды, яркие и блестящие. Казалось, что они все шевелятся там, в вышине, гоняются друг за другом и переговариваются между собой. Как их там много!

Ни Витьки, ни Витальки так и не было.

Клаша, прижавшись к шершавым корням старой, разлапистой ели, свернулась клубочком, подтянула коленки к подбородку, обхватила их руками и тихонько заплакала. Особенно было обидно думать, что мальчишки уже дома и, напившись парного молока, развалились в своих постельках, сладко засыпают.

– Никогда им не прощу того, что они бросили меня одну в ночном лесу.

Коленко болело, по всему телу, от ночного холода пробегали неприятные, колючие «мурашки». Глаза слипались, слипались…

Витьки не было.

                  ***

Открыв глаза, Клаша несказанно обрадовалась, что уже светло, уже утро и что она не умерла ночью от холода. Где-то над головой, невидимые, щебетали синицы. Щебетали так активно, что даже заглушали недалёкий шум реки. Девочка даже улыбнулась этим невидимым щебетуньям. А ещё подумала, что вот теперь, когда заявятся мальчишки, она примет гордый вид и совсем не покажет, как ей было страшно и плохо ночью. Как страшно. И плохо.

Она снова поднялась, пробуя ногу с разбитой коленкой. Приступать можно, но ещё очень болело. Осмотрелась кругом, вспоминая, в какую сторону вчера ушёл Витька. Совсем не понятно: идти в ту же сторону, или оставаться на месте и ждать. Не могут же они забыть о ней. Может быть, они уходили в деревню, чтобы позвать на помощь кого-то из взрослых? Тогда они обязательно скоро появятся. Только бы не забыли захватить чего-нибудь поесть. Очень хочется есть.

Клаша пыталась пожевать какую-то мягкую травку, но она оказалась горькой, противной, что даже пришлось спускаться под берег, чтобы прополоскать рот и напиться. Вода в реке была холодной, просто ледяной, недаром она вчера так промёрзла.

Бродила поблизости, припрыгивая на одной ноге, колено ещё очень болело, боялась отойти подальше, чтобы не разминуться с ребятами, когда они придут и принесут ей еды. Она уже и не сердилась на них, совсем, совсем не сердилась, лишь бы они быстрее приходили.

Но ребята так и не появились.

Проведя ещё одну ночь возле той же шершавой ёлки, с нависающими до самой земли колючими лапами, Клаша решила, что надо выбираться самой. Нечего ждать помощи от таких предателей. Они, наверняка уже и забыли про неё, а она всё ждёт, всё верит. Ещё ночью, между сном и просто забытьём, между тем, как горько плакала и просто лежала, свернувшись клубочком, прислушиваясь к ночным шорохам, она вспомнила, что учительница, рассказывала, как выбраться из лесу, если заблудился.

Тогда ещё все смеялись и думали: где его найти, тот лес, в котором можно заблудиться. И вообще, зачем забивать голову ненужной, пустяшной информацией, которая никогда в жизни не пригодится. Теперь она поняла, что было бы лучше, если бы она тогда внимательно слушала и запоминала. Вспомнилось, что она рассказывала о солнышке. Да, да, наверное, надо идти на солнышко и тогда всё получится. Вот же! Вот как просто! Так и решила, и, вздохнув с облегчением, уснула, твёрдо уверовав в то, что уже завтра, двигаясь за тёплым солнышком по натоптанной лесной тропинке, она выйдет к деревне и обнимет бабушку.

– Первым делом попрошу её, чтобы ничего не рассказывала папе.

Снова утро. Прохладное, сырое утро. Над рекой, с её неугомонным, непрекращающимся шумом, висел густой, плотный туман. Он не висел, он лениво, нехотя двигался, плыл навстречу течению. А там, на той стороне реки, угадывалось солнышко. Оно было ещё совсем невысоко и проглядывало сквозь туман расплывчатым, ярким пятном, но Клаша сразу поняла, что это солнышко и тут же огорчилась. Ведь она ещё ночью решила, что будет идти за ним, а теперь оказалось, что оно на другом берегу. Чтобы перебраться через реку, нечего было и думать. Она снова уткнулась лицом в ладошки и тихонько заплакала.