Пленники Раздора

…Серый лежал, заложив руки за голову и смотрел в небо. Лесная земля — мягкая и прохладная ласкала нагое тело. Рядом с вожаком, уткнувшись носом ему под мышку, дремала довольная волчица.

Женщины. Они всегда тянутся к сильному. Их не пугает опасность, потому что они по глупости думают, будто могут её приручить. Чем сильнее мужчина, тем сильнее их любопытство и желание. И каждой грезится, что именно она станет владычицей.

Серому не нужны были владычицы. Он брал любую из волчиц и потом легко заменял её другой, чтобы одна не чувствовала превосходства над остальными. Впрочем, несмотря на такое непостоянство, детей у вожака было наперечёт. Живых, пожалуй, сосчитаешь на пальцах одной руки. Это хорошо. Дети много едят.

По счастью, волчицы могли понести только во время гона. В иные месяцы они, хотя и охотно предавались телесным радостям, но не тяжелели. Иначе выводок Серого обожрал бы всю Стаю. А так их было то ли трое, то ли четверо. Он не помнил точно. Ему приносили, показывали. Дети и дети. Все одинаковые — сморщенные, красные, узкоглазые и орут.

Он не отличил бы одного от другого, а своего от чужого. Если только по запаху. Младенцы пахли отцом. Но и к орущим свёрткам, и к их матерям, вожак утрачивал интерес сразу же, как только они отходили на несколько шагов. Он быстро уставал от женщин. А от детей уставал быстрее вдвойне. От женщин же с детьми приходил в тоску и ярость мгновенно. За ним это уже заметили.

Наконец, Серому надоело лежать. Он поднялся, перешагнул через спящую девку и перекинулся. В лесу пахло весной. Такой вкусный, честный запах. Светла любила весну. Хорошо, что скоро они будут вместе — он, Светла, весна…

Двадцать Осенённых волков из его ближней стаи. Десять обычных — крепких и сильных, которых поведёт Лют. Десять Осенённых от кровососов, во главе со Званом. И ещё десятерых он отправит вперёд. Итого пятьдесят.

Мало какая девка может похвастаться, что ради неё поднялась черна толпа мужиков. Хотя, какие ей — дуре — мужики? Шишек ей, веток, черепков. Ну да этого добра в Переходах — необеримо. Пусть забавляется. Лишь бы тут. С ним. Рядом.

Она, конечно, будет смешить его. И в сердце проснется давно забытая детская нежность. Но он уже сейчас знал, что эта нежность всколыхнется ненадолго. Потом её потеснит привычная досада, а затем и злость. Потому что Светла будет смотреть с обожающей лаской, лопотать всякую чушь… Пускай. Это всё потом. Он уже обещал, что не ударит её. Пальцем не тронет. Ну, если только совсем допечет…