Плененная горцем

— Да, — кивнул Дункан, — но разве ты не слышала, что сказал отец Бет? Отец графа перевернулся бы в могиле, если бы узнал, во что превратился его сын. Этот гордый шотландский лорд был несгибаемым якобитом. Он отважно сражался при Шерифмуре и погиб там вместе с множеством других истинных шотландцев, служивших под его началом. Поэтому замок Монкрифф разделен, и все, что нам необходимо сделать, — это въехать в его ворота с секирами и клейморами наизготове. В считанные минуты на нашу сторону перейдет не менее двухсот человек из армии графа. Не обманывай себя: твой жених не найдет там защиты, ибо замок кишит якобитами, которые с удовольствием преподнесут нам его на серебряном блюде. Вообще-то я не удивлюсь, если к моменту нашего приезда он уже будет мертв. Но меня это чрезвычайно расстроило бы, мягко говоря.

— Потому что ты хочешь убить его сам?

— Да.

Амелия поежилась.

— Что ж, я очень огорчена тем, что ты мне сообщил. Когда отец был весной в замке Монкрифф, у него сложилось впечатление о графе и членах его клана как о цивилизованных людях. Он был уверен, что они желают мира.

— Желать-то они желают, но к каким методам они прибегают для достижения этой цели — вот в чем вопрос. Некоторые добиваются этого в сражениях. Другие просто болтают языками и продают свои подписи. Но этот разговор меня утомил. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Его резкий тон задел девушку, но она попыталась ответить как можно более бесстрастно:

— О чем ты хотел бы поговорить? Только давай не будем обсуждать то, что произошло в доме Крейга и Бет.

— Почему? Тебя так сильно взволновал вид моего обнаженного тела?

Ей становилось все труднее сохранять напускное спокойствие, возможно, потому что с того момента, как она села на лошадь, ей не удавалось думать о чем-либо, кроме его обнаженного тела. Воспоминания о стоящем в ванне мужчине все утро задевали какие-то непонятные струны ее души, и как бы она ни старалась, у нее не получалось подавить возбуждение, в которое они приводили ее тело.

— Я сказала тебе, что обсуждать это не желаю. Это неподобающий для леди разговор.

— Тогда зачем ты его завела? — Он помолчал. — Мне кажется странным, что вы, английские дамы, всегда ведете себя в соответствии с представлениями о том, что есть подобающим, а что нет. Разве вам не хочется жить искренне, не пряча и не хороня свои желания?

— Ты считаешь, что я желаю тебя, Дункан?

Он легонько потерся носом о волосы у нее на затылке, отчего, к немалой досаде Амелии, ее спина немедленно покрылась гусиной кожей.

— Дело не в этом, — ответил он, — ты и сама знаешь, хотя я действительно уверен в том, что ты находишь меня привлекательным. Да иначе и быть не может.

Он был поистине неподражаем.

— Но если поведение твоего жениха, — продолжал он, — в твоем присутствии всегда было подобающим, если он всегда следил за своими манерами, как ты можешь быть уверена в том, что знаешь, какой он на самом деле?

Она на секунду над этим задумалась.

— Я уже допустила то, что не знаю его. Да, это вполне возможно.

— Вот видишь! Если человек не говорит того, что думает, или не показывает своих истинных чувств…

— Но это именно то, о чем я говорю, Дункан. В Англии приветствуется сдержанность и самообладание. И там я чувствую себя в безопасности, потому что меня окружают люди, которые ведут себя подобающим образом, строго придерживаясь свода общественных правил, а не такие, кто, подобно тебе, руководствуется своими низменными порывами.

— Ты предпочитаешь мужчин, которые следуют правилам, — уточнил он, — наподобие тех солдат у озера?

Амелия смущенно поерзала в седле. Он уже в который раз поставил под сомнения основы ее убеждений, и это вызывало у нее сильное беспокойство, потому что она чувствовала себя совершенно потерянной и одинокой в этой дикой чужой стране. Ее отец умер. Если она не будет знать, что в конце этого испытания ее ожидает цивилизованный дом и люди ему под стать, ей ни за что не удастся выжить.

— Может, не будем к этому возвращаться?

— С удовольствием, как только ты признаешь, что не все англичане — порядочные люди и что идеальные застольные манеры не делают человека благородным.

Она подумала, что переспорить этого человека не удастся никому, и поджала губы.

— Ну, хорошо, я признаю себя побежденной. А что еще мне остается? Ты, разумеется, прав. Эти люди были дикарями. Сколько еще раз мне придется это повторить?

— И офицер тоже. Он был хуже всех. Скажи это, девушка.

— Я уже сказала, — раздраженно ответила Амелия, — но я готова повторить, если это вынудит тебя сменить тему. Они все были дикарями, особенно офицер.

Дункан откинулся назад.

— Отлично, девушка! Ты делаешь успехи. Помнишь, что я сказал тебе в тот, первый, день, когда мы остановились на поляне?