Плен. Жизнь и смерть в немецких лагерях

Советский «фронт, разорванный и расстроенный, дрогнул и стал отходить. Отход начался без всякого плана, без всяких установленных намерений, без всякой перспективы. Он принял поэтому самый неорганизованный характер…»

В-третьих, Красная армия впервые столкнулась с примером «самостоятельного применения бронетанковых войск, выброшенных сильным ядром далеко вперед…»

Острие бронированных машин противника, оказавшееся глубоко вонзенным в тело Красной армии, внесло ужас и смятение.

До тех пор, пока советскому командованию не удалось создать фронт организованного сопротивления, войскам не удавалось остановить вал германского наступления.

«Решающую роль в достижении этих результатов имел новый способ применения современных средств борьбы, главным образом — авиации и самостоятельных мотомеханизированных соединений». К слову, действиями бронетанковых соединений, все время поддерживаемых авиацией, противник достигал небывалого успеха мотомеханизированных соединений, имевших огромное значение в современном бою. «Быстро подвижные соединения сразу выбрасывались вперед на расстояние до 100 км и устремлялись в глубину противника. Ими руководило одно стремление — все дальше вперед, и это в конечном итоге решало исход дела».

В-четвертых, Красная армия впервые столкнулась с глубоким вклинением в свою оборону, когда наступление противника сразу же принимало характер преследования. При этом борьба разворачивалась не на каком-то определенном фронте, а сразу же распространялась на большую глубину. В результате советский фронт был разорван. Окружение отдельных групп, изолированных в различных районах на большой территории, — вот к чему привело почти безостановочное германское наступление.

Германские танковые соединения при поддержке мотопехоты, продвигаясь по 60 км в день, отрезали советским войскам путь к отступлению, создавая небывалые в истории войн окружения — «котлы».

Все это привело к панике, дезертирству с поля боя и в пути следования к фронту, к членовредительству и самоубийствам, к общему шоковому состоянию.

Имело место понижение моральной боеспособности советских войск.

«Боязнь окружения и страх перед воображаемыми парашютными десантами противника в течение длительного времени были настоящим бичом», — вспоминал Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский.

Таким образом, причиной массового пленения красноармейцев и командиров можно также назвать морально-психологический фактор.

«Экстремальная военная ситуация (гибель тысяч бойцов, непосредственная, ежечасная угроза жизни), превосходство немецкой армии в первые месяцы войны, порождавшие хронически подавленное состояние красноармейцев, недостаточное питание, скупость информации о положении в стране, естественные социальные различия бойцов и командиров вели подчас к дезертирству, панике, антисоветским настроениям, — сообщал в книге “Ленинград в блокаде” Н. Ломагин. — В этой ситуации трудно досконально определить, какие из названных негативных явлений порождались военным превосходством немцев, их успехом, а какие можно отнести на счет влияния немецкой пропаганды. Но очевидно, в условиях фронта имело место большое количество реальных проступков: измена, дезертирство, пораженческие антисоветские настроения. Очевидно и другое: динамика этих явлений была непосредственно связана с военной ситуацией — улучшение положения на фронте снижало число дезертиров и антиправительственных высказываний и наоборот».

Например, пораженческие настроения, по мнению историков, стали причиной массового и единичного перехода красноармейцев и командиров на сторону врага с первых же дней войны.

Иоахим Гофман в своей книге «Власов против Сталина» с убежденностью писал: «Советские люди своим поведением демонстрировали, что с пафосом восхвалявшиеся устои большевистской доктрины — монолитное единство советского общества, нерушимая верность Коммунистической партии и самоотверженный “советский патриотизм” — не выдержали уже первого испытания на прочность».

«Неблагополучие на советской стороне еще сильнее бросается в глаза, если учесть непредусмотренное поведение солдат Красной армии, — подчеркивает далее Гофман. — Последним всегда внушали, что в бою у них остается лишь один выбор — победить или погибнуть. Третьего было не дано, ведь Красная армия представляла собой единственные вооруженные силы, где уже простая сдача солдат в плен расценивалась как дезертирство и измена и подвергалась тяжелейшим карам. Тем временем, вопреки всему политвоспитанию и всем угрозам наказания, до конца 1941 г. в плен немцам сдалось не менее 3,8 миллиона красноармейцев, офицеров, политработников и генералов, а в целом во время войны — около 5,24 миллиона».

Обратим внимание на явную ложь западногерманского историка: на самом деле большая часть советских военнопленных оказалась в неволе не добровольно, а вынужденно.