Плен

Он представил, как котенок сидит тут и к нему подходят собаки и съедают его. Разрывают тело или откусывают голову. А глупый котенок к ним тоже ластится и не знает, что они вот-вот его слопают. Или еще хуже, как котенок отвязывается и убегает к девочке, и она выскакивает навстречу и радуется, и мама ее радуется, и котенок играет со щенком, и потом все они едят пирожки. От этого стало обидно и горько.

Это его котенок, его личный котенок. Эти лапы, и выдвигающиеся коготки, и просвечивающие уши, и хвостик, состоящий из позвонков. Только с Вадимом он должен играть, подставляя животик, только к нему ласкаться, прогибая спину, и если в его жизни котенок кончился, то он должен кончиться совсем, а не быть чьим-то еще. Ни едой для собак, ни игрушкой для девочки. Он вдруг понял, что делать.

Он сложил оставшийся пакет в полосу, накинул на шею котенку и потянул в разные стороны. Котенок сначала пытался вывернуться и бился, но потом что-то в нем резко сломалось и хрустнуло, наверное, шея раздавилась. И он перестал быть пружинистым и твердым, теперь котенок был больше похож на тряпочного, набитого костями внутри. Глаза у него тоже больше не двигались, а смотрели вперед, и рот открылся. Вадим потрогал его за нос и за язык, но котенок не двигался.

Он закрыл котенку рот и хотел обнять его, пожалеть и погладить, но не мог. Потому что это он сам сделал котенка таким мертвым. От этого внутри образовался какой-то большой пузырь. И казалось, что этот пузырь, похожий на воздушный шарик, заполнил все внутри и перекатывается – то в голову, отчего стоять ровно становится трудно и котенок никак не заворачивается в пакет и выкидывается мимо мусорного бака. То в грудь, и тогда становится тяжело дышать, и идти по дороге домой быстро тоже не получается. То наползает на глаза, и все становится мутным, как будто слезы наполнились и хотят вытечь – но не плачется тоже, потому что оболочка у шарика толстая и не прорывается. И не заплакал, даже когда мачеха встретила его у порога и спросила, где был. Промолчал в ответ, потому что этот шарик и слова изо рта не выпускал. Пошел в комнату и лег на постель.

Тени проползали сверху, наползали на лицо, трогали, и от этого казалось, что это все не по правде. Что котенок не был таким мертвым, и шея у него не раздавилась, и что на самом деле все это был сон, и если залезть на чердак, то котенок окажется там, на чердаке, в сундуке, и, наверное, снова накакал. И почему-то с каждой секундой рот мертвого котенка и остекленевший его взгляд казались все менее настоящими, а то, что он там, наверху, живой, становилось все большей правдой. Вадим уже собрался побежать наверх и посмотреть, убедиться, что котенок живой, но внезапно вошел отец. Он постоял немного над кроватью и, помолчав, присел рядом, положил руку на лоб.

– Аня сказала, что у тебя котенок… Я животных не очень… но Аня не против. Ты можешь его оставить.

Вадим вспомнил то ощущение. Это было что-то похожее на взрыв. Будто пузырь, надувшийся внутри, вдруг лопнул и порвал Вадима тоже. Оставить. Оставить котенка. Чтобы у него был свой собственный, только его личный котенок. Оставить себе. С его ушками и хвостиком, смешными коготками, носом, остекленевшим взглядом. Сейчас. Когда он уже мертвый валяется в помойке, завернутый в пакет. Не вчера, не утром, не два дня назад, а сейчас. Когда уже поздно, и нет никакого котенка, а есть только меховой мешочек с костями в вонючем пакете в мусорном баке за школой.

Мачеха специально издевалась. Она же видела, что Вадим вернулся один, без котенка, что не полез на чердак, что избавился. Зачем она так… И глупый отец, не понимающий ее страшных игр. Ты можешь его оставить.

Да, оставить мертвого котенка, положить его в сундук на чердаке и каждый день смотреть, как он гниет, как от него отваливаются клоки шерсти, как его съедают червяки, как противно копошатся в нем. Вадим снова разозлился. Надо было тогда еще убить ее стульчиком, спустить с лестницы, чтобы она переломалась в люке, и кинуть сверху что-нибудь тяжелое, чтобы наверняка, тогда у него был бы котенок. Свой собственный живой котенок. Надо было прокрасться ночью, затянуть петлю на ее шее, потуже, чтобы это ее шея хрустнула и раздавилась, и они бы жили с отцом и котенком, и им было бы хорошо. Еще приехали бы братья, вернулись из своих военных училищ и тоже бы жили с ними. Их же поэтому отослали прочь, подальше, чтобы они не мешали ей затягивать отца в свои сети, она бы и Вадима отослала, если бы не возраст. Или сдала бы в детский дом, но не может – соседи будут смотреть косо. Но это ничего, он ей еще отомстит. За котенка, за братьев, которые там совсем одни, он всех спасет. Надо просто ждать удобного момента, тренироваться и ждать. Спал он в ту ночь крепко.

22:36. Марина

– Марина, слушай меня! Марина! – повторяла Света, и Марина слушала.