– Ты ведь Лорин, не так ли? – с трудом выговорил он, перебивая себя и как бы подволакивая слог за слогом, словно ему приходилось запускать заржавевший механизм, чтобы говорить.
– Доброе утро, Ранда, как приятно тебя слышать.
– Вчера я получил сообщение от своего бывшего ученика Асфодело. Он рассказал мне о состоянии моей библиотеки, – произнес он, словно выдавил из себя последний слог, – и всей Эдревии.
– Да, похоже, никто больше не знает, как управлять библиотекой.
– Асфодело попросил меня помочь тебе. У меня не так много сил, но я сделаю все, что смогу. Отчасти и я несу ответственность за происходящее: если бы я не решил замолчать, все могло бы сложиться иначе. Рассчитывайте на меня.
– Спасибо, Ранда. Ваша поддержка крайне важна. Как нам теперь поступить?
Ответа не последовало.
Я подождал несколько минут, чтобы убедиться, что эта пауза – не просто очередная вынужденная остановка в его полной препятствий речи.
– Ранда? – попытался я до него докричаться. – Ранда!
Ничего. Связь прервалась. Что ж, учитывая, что он заговорил впервые за много веков, я должен бы радоваться.
Я сообщил Летописцу новости о Ранде и, пользуясь случаем, спросил, что он намерен делать. С тех пор как мы вернулись, я еще не успел с ним пообщаться.
– Я все еще не знаю, что делать, Лорин. Мы собираем и оцениваем одно за другим все сообщения о нарушении баланса, пропущенные нами за последние двести шестнадцать лет. Надеемся скоро получить полную картину. Не буду скрывать, что на этот раз я действительно обеспокоен. Есть буквально тысячи сообщений, которые потребовали бы вмешательства ребалансировщиков, но пока мы не можем на них рассчитывать.
– Как же так? Я всегда считал, что ребалансировщики способны исправить практически все.
– Проблема в том, что в некоторых областях, прежде чем просить их о вмешательстве, нужно понять степень дисбаланса. Приведу пример. Возьмем количество членов одного клана, скажем, Мерцающих. Сообщения о дисбалансе за последние два столетия могут быть многочисленными как в одном смысле (рождается много Мерцающих), так и в другом (рождается мало Мерцающих). Сначала мы должны быть уверены в окончательном балансе. Тогда сможем позволить ребалансировщикам работать.
– Ничего, проведем некоторые расчеты. Не вижу большой проблемы.
– Будем надеяться, Лорин, будем надеяться… В любом случае, мы с тобой решать не можем. Надеюсь, уже завтра получим окончательные данные. Я планирую созвать всеобщее заседание племени, чтобы обсудить дальнейшие действия. Нам понадобится помощь каждого товарища.
Как и ежевечерне, церемония захода солнца собрала в Пьян-ди-Меццо множество товарищей для ежедневного прощания с нашей звездой. На закате в Эдревии принято встречаться с друзьями и узнавать последние новости племени.
В этот вечер огромная толпа занимала каждый свободный квадратный метр. Равнина, казалось, гудела, в воздухе витал шум великих событий. Я остановил кого-то, чтобы получить информацию о необычайном наплыве, но никто, похоже, не знал ничего определенного. Я догадался, что где-то там была и Лизетта – она жила в нескольких метрах от Пьян-ди-Меццо, и трудно было представить, что ее не привлекла суета. Я заметил, что она беседует с большой группой товарищей, в основном с Черноземами и Мерцающими. Те расспрашивали ее о нашем недавнем путешествии.
Я догнал ее.
– Что происходит?
– Пытаюсь понять, Малютка. История о сломанной сосновой шишке, которая так подвела нас, у всех на слуху. Обычно слух сопровождается нелестными отзывами о Крепкоспинах. Но не думаю, что ажиотаж вызван именно этим: должны же быть какие-то новости.
Беседуя, мы шли по течению толпы наших товарищей в сторону театра. Солнце близилось к окончанию дневного пути; с вершины Гурров уже слышались песнопения в память об ушедших товарищах. На несколько минут все разговоры прекратились, и мы обратили взоры к морю, провожая солнце за горизонт.
В обычное время никто не стал бы лишать себя этого простого ежедневного удовольствия. Но не сегодня. Сегодня товарищи были растеряны, нервничали: чувствовалось, что что-то не так. Солнце еще не закончило путь за горизонт, а разговоры уже возобновились, более оживленные и шумные, чем прежде. Пение Гурров, прослушивание которого всегда вызывало в нас трогательное участие, теперь прошло незамеченным.
Мы с Лизеттой подошли к одной из многочисленных групп, пытаясь понять, чего мы не знаем, к своему удивлению, обнаружили, что вопрос о сосновой шишке никого не интересует. Постоянно перебивая друг друга и обеспокоенно комментируя, бросая озабоченные взгляды, наши товарищи обсуждали серьезное событие с гораздо более горячими последствиями, чем любой дисбаланс. Часто повторялось имя Юэна, но мы не понимали, почему. В какой-то момент мы увидели, как неподалеку прошли Дарраг и Пальма. Они возвращались с ежедневной регистрации основных параметров заката. Помня, как невозмутимо они вели себя на памятной вечеринке перед лицом явного безумия солнца, мы решили, что это самые подходящие собеседники. Их-то можно расспросить.