Плексус

Как бы то ни было, соскучиться нам не грозило. Залогом тому были мелкие, но постоянно случавшиеся странные происшествия. Иногда они приключались одно за другим, как взрывающиеся на счет раз-два-три рождественские хлопушки.

Начать с того, что совершенно неожиданно и таинственно исчезла наша любовная переписка, покоившаяся в большом бумажном мешке для покупок на дне гардероба. Только через неделю или две мы узнали, что женщина, убиравшая у нас в доме, ненароком выбросила мешок в мусорный бак. С Моной, когда она это услышала, чуть не случился удар. «Мы непременно должны его найти!» – настаивала она. Но, спрашивается, как? Мусорщик свой обход уже произвел. И даже найди мы место, где он свой груз складировал, над письмами громоздилась теперь гора отбросов. Тем не менее, желая успокоить Мону, я узнал, где находится свалка. Вместе со мной вызвался поехать О’Мара. Свалка располагалась чертовски далеко, то ли во Флэтлендс, то ли неподалеку от Кэнерси – в каком-то богом забытом месте, над которым висела плотная пелена дыма. Мы попытались отыскать место, куда мусорщик в тот день вываливал свой груз. Безумная затея! Я объяснил наше отчаянное положение водителю и только благодаря своей настойчивости вызвал в его дремлющем сознании искорку сочувствия. Он чертовски старался вспомнить, но тщетно. Пришлось вступить в дело нам с О’Марой: нашими элегантными тросточками мы принялись тыкать туда и сюда в мусор. Чего мы в нем только не обнаружили! Единственное, чего мы не нашли, так это наших любовных писем. Зато О’Маре пришлось потрудиться. Как только он не убеждал меня не брать домой собранный мной целый мешок всякой всячины. Сам О’Мара нашел красивый футляр для трубки, хотя что он намеревался с ним делать, не знаю, он ведь никогда трубку не курил. Мне пришлось удовлетвориться складным ножом с костяной ручкой и с лезвиями настолько ржавыми, что открываться они никак не желали. Еще я сунул в карман подобранную там же накладную на надгробие, выписанную в дирекции Вудлендского кладбища.

Мона приняла потерю писем трагически. Она усмотрела в ней дурную примету. (Много лет спустя, читая о том, что постигло Бальзака в связи с утратой писем его возлюбленной мадам Ганской, я заново пережил этот эпизод.)

На следующий день после визита на свалку на нас обрушился в высшей степени неожиданный визит лейтенанта из нашего местного полицейского участка. Он искал Мону, которой, к счастью, дома не оказалось. После обмена приветствиями я спросил, что с ней случилось? Ничего особенного не случилось, заверил меня полицейский. Просто он хотел задать ей несколько вопросов. Не мог бы ответить на них я, как ее муж, осведомился я. Мое вежливое предположение полицейский воспринял без энтузиазма.

– Когда, вы думаете, она вернется? – спросил он.

Я ответил, что сказать точно не могу. Тогда этот тип осмелел и спросил, не на работу ли ушла Мона?

– Иными словами, вы хотите знать, работает ли она? – спросил я.

Мой вопрос он проигнорировал.

– Так куда она ушла, вы не знаете? – Он, очевидно, начал копать.

Я сказал, что представления не имею. И чем больше вопросов он задавал, тем скупее я ему отвечал, по-прежнему не понимая, куда он гнет.

Но наконец свет в конце туннеля забрезжил. Не художница ли она, поинтересовался непрошеный посетитель.

– В определенном смысле, – сказал я в ожидании следующего вопроса.

– Отлично, – сказал он, вынимая из кармана «натюрморт» и разворачивая его передо мной, – может, вы просветите меня об этом?

С большим облегчением я ответил:

– Конечно! Что вы хотите знать?

– Ну хотя бы, – предвкушая долгий допрос, он с наслаждением откинулся назад, – хотя бы что это за штука? В чем здесь фокус?

Я улыбнулся:

– Здесь нет никакого фокуса. Мы их продаем.

– Кому?

– Всем. Каждому. А в чем, собственно, дело?

Он сделал паузу, чтобы свою тыковку почесать.

– А вы сами это читали? – спросил он, полагая, что выстрелил в яблочко.

– Конечно. Ведь это написал я.

– Что-что? Так это написали вы? А я думал, что она!

– Мы пишем оба.

– Но здесь ее подпись.

– Верно. Но на то у нас есть причины.

– Вот, значит, как? – Он захрустел пальцами, пытаясь сосредоточиться.

Я ждал, когда же он выложит главный козырь.

– И вы живете тем, что продаете эти… эти листки?

– Стараемся…

И кто, как вы думаете, врывается в эту минуту внутрь? Мона! Я представил ее лейтенанту, который, кстати, был в штатском.

К моему удивлению, Мона воскликнула:

– С чего мне знать, что этот тип в самом деле лейтенант Морган?

Начало для беседы не очень тактичное. Смутить лейтенанта, однако, оказалось делом нелегким; в общем, он, по-видимому, хотел, чтобы Мона сама объяснила причину его появления в нашем доме. И подводил ее к этому спокойно и вежливо.

– А теперь, молодая леди, – прервал молчание он, как бы выкинув из головы все, что я ему уже сообщил, – не соблаговолите ли объяснить, с какой целью вы написали эту маленькую статью?

И тут мы заговорили наперебой.

– Я же сказал, что статью написал я! – воскликнул я.

А Мона отрезала, не обращая внимания на мои слова:

– Не вижу причины, почему я должна что-то объяснять полиции.