Хозяйка была слегка озадачена нашим внезапным решением, но, когда я объяснил, что получил заказ написать книгу, она, похоже, была рада за нас и пожелала доброго пути.
– А о чем будет книга? – спросила она, пожимая мне руку на прощанье.
– Об индейцах чероки, – ответил я и быстренько захлопнул за собой дверь.
Мы довольно легко останавливали машины, но, к моему удивлению, у Моны наша поездка не вызвала ничего, кроме разочарования. К тому времени как мы добрались до Харперс-Ферри, ее просто тошнило от всего: от пейзажа, от городков, которые мы проезжали, от людей, которых встречали, от еды в придорожных закусочных.
В Харперс-Ферри мы приехали под вечер. Уселись на скале, с которой открывался вид на три штата. Внизу под нами текли Шенандоа и Потомак. Святое место, хотя бы по той причине, что здесь нашел свою смерть Джон Браун, великий Освободитель. Мону, однако, совсем не интересовали исторические события, связанные с этим местом. Она не могла отрицать, что открывающийся вид преисполнен величия. Но он внушал ей чувство безысходности. Откровенно говоря, я чувствовал почти то же, но по иным причинам. Невозможно было не поддаться воздействию этого места. Слишком значительные события произошли тут, чтобы можно было позволить себе думать о собственных невзгодах. Сквозь проступившие слезы читал я слова Томаса Джефферсона, сказанные им об этом самом месте и высеченные на памятной доске, прикрепленной к скале. Слова Джефферсона звучали величественно. Но еще больше величия было в поступке Джона Брауна и его верных сподвижников. «Ни один человек в Америке, – сказал Торо, – не боролся с таким упорством за человеческое достоинство, сознавая себя человеком и личностью, обладающей такими же правами, как любые правительства». Фанатик? Возможно. Кто, кроме праведника, мог замыслить низвергнуть прочное консервативное правительство Соединенных Штатов, имея всего лишь горстку сторонников? Слава Джону Брауну! Слава в вышних! «Я верую в Золотое правило, сэр, и в Декларацию независимости. Я думаю, они означают одно и то же. Лучше целое поколение – мужчины, женщины, дети – погибнет насильственной смертью, нежели то и другое хоть на йоту изменятся в этой стране». (Слова Джона Брауна, произнесенные им в 1857 году.) Не будем забывать, что Освободителей, захвативших город Харперс-Ферри, было всего двадцать два человека, семнадцать из которых были белые. «Горстка людей, знающих, что правда на их стороне, способны сбросить короля с трона», – сказал Джон Браун. Собрав двадцать человек в Аллеганских горах, он был уверен, что сможет в два года покончить с рабством. «Те, кто получит свободу, должны присоединиться к борьбе». Вот вам краткий портрет Джона Брауна. Фанатик? Больше чем вероятно. Тот, кто сказал: «Человек умирает, когда приходит его время, но кто боится, тот родился не в свое время». Если он действительно был фанатиком, то необыкновенным. Разве это речь фанатика? «Не позволяйте никому говорить, что я действовал из ненависти. Говорю вам, никто не имеет права мстить за себя. Это чувство не посещает мое сердце. То, что я делаю, я делаю во имя свободы человека и потому, что это необходимо».
Не в его характере было идти на компромиссы. Или ограничиваться полумерами. У него была мечта. Великая, великая мечта, которая вдохновила его на «безумные» действия. Удайся Джону Брауну встать у кормила власти, сегодня рабы были бы действительно свободны, не только чернокожие рабы, но и белые, и рабы рабов, то есть рабы машин.
Вся ирония в том, что великий Освободитель кончил так трагически по причине неисправимой снисходительности к своим врагам. (Вот в чем его настоящее безумие!) После сорока дней в оковах, после суда-фарса, во время которого он лежал на полу в окровавленной, распоротой саблями одежде, он с высоко поднятой головой подошел к виселице и, стоя с завязанными глазами на помосте, ждал, ждал (хотя его единственной просьбой было совершить казнь быстро), пока доблестные виргинские вояки в парадном строю совершали бесконечные идиотские маневры.
Когда те, кто осудил его на смерть, спросили о его последнем желании, Джон Браун ответил: «Пожалуйста, посылайте ежегодно по пятьдесят центов моей жене в Норт-Элба, штат Нью-Йорк». Идя к виселице, он пожимал руку каждому из своих товарищей, прощаясь и благословляя его. Вот так великий Освободитель отправился к своему Создателю…
Харперс-Ферри – это ворота Юга. Вы попадаете на Юг через Старый Доминион. Джон Браун вступил в Старый Доминион, чтобы оказаться в жизни вечной. «Нет для меня господина во образе человеческом», – сказал он. Слава! Слава тебе!
Один из его современников, в своем роде почти столь же знаменитый, сказал о Джоне Брауне: «Он не мог быть судим равными ему, ибо ему не было равных». Аминь! Аллилуйя! И да марширует душа его![113]
14
А теперь я хочу спеть «Семь великих радостей». Вот припев: