Плечом к плечу

Святые деревья дремучего бора,
Деревья, поруганные топорами,
На ваших стволах чертит время узоры,
Повисла, как слезы, смола над рубцами.
Могучие плечи, вы станете срубом,
Пойдете на мачты, леса и стропила,
Все чаще и чаще сверкающим зубом
Грызут вашу чащу шипящие пилы

Ветви! Все вы в коричневых клочьях!
Сучья! На вас повисают лохмотья!
Сплетаются корни, как черные струны,
Таится в них силы поток вечно юный,
И дремлет в ветвях голубая прохлада,
И пляшет во мху мошкара доупада.

Деревья! Здесь, с вашей красой не считаясь,
Ваш мир оградили железные колья.
Что ж вышел лесник, меж стволов пробираясь,
Не птичьим ли песням внимать на раздолье?
Здесь ружья по крови мужицкой тоскуют —
Пусть только попробует кто-нибудь тайно,
В помещичью пустошь забредши случайно,
Тащить за собою хоть ветку сухую!

Деревья!
Настанет же время — с любовью
Листва прошумит дровосекам свободным,
И прежде чем вас, словно стадо слоновье,
Повалят на землю железом холодным,
И прежде чем мы на подъемные краны
Положим душистые брусья осины,
Мы прежде заставим греметь барабаны
И пущу разделим на две половины.

В одной — загудят не смолкая моторы,
Запляшет железо под дружное пенье,
В другой — мы не тронем ни гнёзда, ни норы,
Чтоб всех красота привела в восхищенье.
Пусть с буками здесь побратаются клены,
Пусть люди здесь черпают мудрость природы.
Деревья!
Живите же долгие годы!
Трясите своей головою зеленой!

Бывает и ныне — кипит среди просек
Веселое пламя, несмелое пламя,
И крик детворы дальний ветер доносит,
И стелется дым от костров над корнями.

В ветвях коготки появляются птичьи,
И жемчугом ягоды зреют лесные,
И дети, от бега устав с непривычки,
Смеются и спорят.
Но есть и другие…

Там, где куколем нивы покрыты,
По неведомым тропкам болот,
Средь ветвей бузины и ракиты
Паренек молчаливый идет.
Он идет по холмам и оврагам,
Низко шапку надвинув на лоб,
Он проходит по мху тихим шагом,
Чтоб исчезнуть в сплетении троп.

Уж три часа Андрей шагал по бору,
По темным листьям ландышей бесшумных,
По зарослям, ущельям и просторам,
Среди корней и хвои.
Как безумный
Он трогал дерн. Он мял рябины кисти.
Он ощущал лицом коры шершавость,
Он видел, как жуки ползли по листьям
И как листка частица разрушалась
И обнажался нерв.
Часа четыре
Пылая он бродил в зеленом мире
И ничего не понимал…
Вначале
Он видел недоверчивые взгляды,
Он слышал — раздраженьем и досадой
Слова ответов холодно звучали…
Потом они шептались… Мысль, что тайно
Кипела в них, словами обнажалась…
Их взгляд таил презрение и жалость
К нему.
И каждый раз, как бы случайно,
Едва он подходил, их речь смолкала…
Так ждет в ветвях осеннего сигнала
Пернатый хор!
И вот уже все чаще
Он видел их насмешку и презренье,
Он видел, как росло их отчужденье,
Но что тому виной? Быть может чаща
Товарищей его околдовала
Зеленым блеском? Словно по сигналу
Все отшатнулись.
Он остался сзади.
Сел на траву и стебли рвал сухие,
Бессмысленно на их сплетенье глядя.
И вот — побрел в урочища лесные.

Наклоняются ниже и ниже
Согни ржавых кленовых рук.
Все мрачнее трясины жижа,
Все длиннее болотный луг.

И от пней, через ветви и кроны
К серебристым стволам берез,
Огонек мелькает зеленый,
Словно ветер звезду пронес.

Все гуще мрак. В заглохшее кочевье
Заблудший луч скользит и умирает.
Сквозь путаницу веток проступают
Задушенные мертвые деревья.

Просвет?
О нет! Тропинки повороты.
И вот ольхе свой скипетр клен вручает,
И голова в густой листве ныряет,
И листья бьют, как жесть…
И бьют с налета
Сухие прутья, ранят лоб и руки.
Сплошной стеной — ольха, дубы, березы,
Пропитаны разорванные брюки
Древесной влагой, и горят занозы,
Колени окровавив…
Где ж тропинка?
Где солнца золотая паутинка?
К чему кричать? Твой крик здесь не поможет!
Он только чащу сонную встревожит.

Об этой чаще знал ты много сказок —
Здесь смерть грозит за каждым поворотом,
Здесь нет дорог по топям и болотам.
Что там — огни?
Иль два кошачьих глаза?
Ах, это глазки синих незабудок!
Бледнеет чаща, шелестит источник,
И под ногами всхлипывают кочки,
И папоротник блещет изумрудом
И задевает грудь…
И вот в потемки
Ворвался свет! Луч солнца освещает
Лесных гигантов черные обломки,
И золотые стружки древесины,
И пятна просек…
Небо голубое
Блестит над разноцветною землею.
Все гуще, ярче свет благословенный,
И на камнях ручей сверкает пенный,
И прыгает волна его сквозь тени
К поваленным деревьям на колени,
И дальше,
словно тропка, вьется криво
К кустам, мелькнувшим там, из-за обрыва.
А за кустами луг лежит весенний…

Среди мальв, ромашек и лилий.
Что весна разбросала в лугах,
Средь стеблей и цветов изобилья,
Среди почек, бутонов и трав,

На поляне сверкающей пляшет
Молодых танцовщиц венок,
Им осока руками машет,
И цветы касаются ног.

И круги расходятся шире,
И теряется песня в листве,
И сверчки — музыканты лесные
Лихо чистят смычки на траве.

Замолкают лягушки-флейтистки,
Неуклюже на землю присев,
Подражают в траве золотистой
Грациозным движениям дев.

Вот они, феи, что лентой нарядной
Утром прошли сквозь вокзал неприглядный
Следом за ведьмой…
И спрятавшись в тени,
Встал за кустами Андрей на колени
И не сводил очарованных взглядов
С этих зеленых изгибов и линий.

Сумятица и бред последних суток
И дикие событий переплеты,
Как шествие фигур из страшной сказки,
И купленная совестью работа,
Поездка в поезде, когда сливались краски
Песков и леса… Лица огорченных
Товарищей… Богдан у той колонны,
Звон медных слов — до головокруженья,
И Черный Человек среди бурьяна,
Плющ на стене, шаги, и тень Богдана.
Бессоница, и облако забвенья,
Скитание среди лесных туманов,
Огней болотных призрак золотистый,
Корявых пней, ветвей нагроможденье,
И дальше — только листья, листья, листья…
И крик в лесу…
Все эти впечатленья
Пронзили мозг и высушили тело
И нервы накалили до предела
И, словно раскаленное железо,
Ворвались в грудь… И теплой крови алость
Засохла на губах…
Ему казалось,
Что он стоит пустой и бестелесный,
Как тонкая лесная паутинка,
С которой ветер игры затевает;
Над ней смеется каждая травинка,
Но только первый луч луна роняет,
И вспыхивает лес в пожаре лунном,
Как эти нити полночь превращает
В волшебные, сверкающие струны!

Таким он был, когда, укрывшись в тени,
Застыл, как по велению колдуньи…
Его зрачки следили за виденьем,
Рвались навстречу маленькой плясунье,
Навстречу той, что всех стройней казалась,
Она по знаку ведьмы колыхалась,
Как колокольчик под лесное пенье…

Ты — звезда среди дали туманной,
Что блестит над лесами одна.
В хороводе зовут тебя Анной,
Почему ж ты, плясунья, грустна?

Разве шопот ветвей ты не слышишь?
Иль не радует шелест берез?
Разве запахом трав ты не дышишь,
Что твой смех не звучит среди рос?

Видишь — удочку солнца на нивы
Опустил голубой небосвод.
Словно гибкая веточка ивы,
Ты вступаешь легко в хоровод.

Глупый дятел бросает занятье,
Забывает о пряже паук,
Когда вдруг подбираешь ты платье
Чуть заметным движением рук.

Обнял Андрея покой шелковистый,
Грудь его светом наполнил до края.
Замер Андрей от нахлынувших мыслей —
Что это: сон или правда живая?
Он посмотрел на деревья и листья,
Ближе, всем телом к кусту припадая,
Снова застыл.
Не дыша, как безумный,
Он на шипы опирался руками
И одного лишь боялся, что шумно
Сердце стучит…
Одуванчик пушистый,
Поднятый ветром с зеленой поляны,
Сел на губах.
И не мог он от Анны
Глаз оторвать. А она все качалась…
Вот она — близко! Так близко…
Казалось,
Мог бы Андрей дотянуться рукою
За васильками, вплетенными в пряди,
Если б хотел…
Или просто погладить
Тонкое кружево платья. Но только
Он не хотел.
Золотая кукушка,
Крыльев косых обнажив перепонки,
Щек его с шумом коснулась и снова
Скрылась в листве.
Он стоял околдован,
Не шевелясь. Все следил он за тонкой
Талией Анны — не мог надивиться,
Как она может ни разу не сбиться,
Плавно скользя по поляне зеленой!
Словно танцует она — не танцуя!
О, как сверкает опал на мизинце!
Как в полусне, оторвать он не может
Глаз от прекрасных сандалий!
Вдруг с криком
Прянул с земли он. Холодная жаба
Скользкое тело к ладони прижала,
Прыгнула быстро на плечи, на шею
И наконец присосалась к Андрею
Плотно…
Кусты шелестят, сердце бьется,
Под отвратительной зеленью вьется
Бедный Андрей…
Чей-то взгляд и дыханье…
Ведьма.
Зубов золотое сверканье,
Треск черных сучьев, глухое ворчанье…
Прыгнул Андрей, повернулся на пятках
И побежал прямо в лес…

Там, где лес изогнулся зеленый,
Где кончаются топи и рвы,
Начинается хвойная зона
И не видно пернатой листвы.

Между рыжих стволов изобилья,
В синеватой прохладной тени,
Вьются бабочек ржавые крылья,
Словно тусклых пожаров огни.

Только свечи шишек зеленых,
Только в небо стремящийся ствол
С отливающей золотом кроной,
Только вереск, что некогда цвел,

Только мох да грибы над корнями
Иногда говорят нам о том,
Что не мертвое царство пред нами,
А природы торжественный дом.

Медленно, запах сосновый вдыхая,
Плелся Андрей.
Сердце билось рознее,
Ведьма уже не пугала Андрея.
Он наблюдал, как к вершинам взлетают
Рыжие белки.
Если когда-то
Он одиночества груз непосильный
Тяжко таскал за собою, то ныне
Чувствовал он, как блаженно в пустыне
Молча бродить — сердце бьется так тихо,
Сладостным пламенем плечи объяты,
Все остальное забыто…
В молчанье
Новое чувство он пил, как дыханье,
Чувство, что было простором и силой,
Далью и болью.
И в сердце щемила
Сладкая одурь воспоминанья.
Остановился.
Пальцем потрогал
Рану сосны, где волокна живые
Тесно сплелись… И подумал впервые,
Что не найдет он обратно дорогу.
Он заблудился!
Виденьем туманным
Лица товарищей встали рядами…
И, словно облачко, перед глазами
Вновь проплыла светлоокая Анна…

Так шел он дальше.
Он спрашивал ели,
Спрашивал тучи — куда же умчались
Очи, что грустно и кротко глядели,
Руки, что нежно к цветам прикасались?
Где лепестками обвитое тело,
Плечи, покрытые белизною?
Но безупречной гордясь синевою,
Небо ему отвечать не хотело.

Вдруг зашуршала сонная хвоя,
Словно в могиле хрустнули кости…
Воздух натянутой дрогнул струною…
Сосны встречали нового гостя.
Это Богдан…
Он идет все быстрее.
Остановился. Глядит на Андрея…