— До понедельника много времени! Надо повеселиться как следует. Чего ты хочешь?
— В воскресенье утром… — начала Ким весело. Магнолия сразу успокоилась. Ужасная мысль мелькала у нее в голове. Она подумала, что монастырский пансион успел уже наложить свою мрачную печать на душу серьезной девочки.
Ким вырвалась из гибельного омута блестящей жизни Чикаго как раз в то время, когда этой жизни суждено было претерпеть целый ряд преобразований. Перемена произошла с молниеносной быстротой. До сих пор жизнь в Чикаго можно было уподобить полной, веселой, говорливой великанше в духе Рабле, вырядившейся в красное шелковое платье, нацепившей на себя кучу драгоценностей и гордящейся тем, что двери ее дома открыты днем и ночью для всякого, кто пожелает повеселиться с ней. В этом доме вели сытую, пьяную и разгульную жизнь. Сильные руки великанши одинаково нежно обнимали владельцев ранчо из Монтаны, фермеров из Индианы и банкиров из Нью-Йорка. Болтливый Коулин, прозванный «Джоном из купален», и молчаливый маленький Хинки Динк Майк Кинни были, с одной стороны, членами городского правления, а с другой — любимыми блудными сынами Чикаго. В «Аллее игроков» процветал фараон, игра шла беспрерывно ночью и днем. Сам мэр частенько заходил в игорные дома, чтобы распить с приятелями бутылочку-другую и посмотреть на игру. Войдя в зал, где стояли зеленые столы, он добродушно говорил: «Надеюсь, вы все в выигрыше, ребята?», а иногда даже сам принимал участие в игре. Хетти Чилсон была признанной законодательницей мод в своем мирке, и то обстоятельство, что этот мирок назывался полусветом, нисколько не смущало веселых жителей Чикаго. Многочисленные ломбарды, ростовщики, кафе и игорные дома обслуживали Кларк-стрит и прилегающие к ней улицы. Владельцы ранчо с обветренными и загорелыми лицами, щеголяющие медвежьими куртками и сомбреро, были на Полк-стрит и Кларк-стрит таким же обычным явлением, как благородные джентльмены в сюртуках покроя принца Альберта. Все были равно дорогими гостями для Чикаго. «Игра в полном разгаре, господа! Игра в полном разгаре!»
Рассматривая в лорнетку свою западную кузину — Чикаго, солидный Нью-Йорк хмурился и покачивал головой.
— Какая грубая и вульгарная особа! — сказал однажды Нью-Йорк.
— Это я-то? — воскликнула эта особа, небрежно счищая пятна еды и вина со своей широкой груди. — Это я-то? Я докажу тебе, что я настоящая леди.
И вот все изменилось. Имена профессоров Чикагского университета стали появляться в списках кандидатов в члены городского управления. Серьезные молодые люди и барышни с записными книжками и стилографиями стучались в запертые двери частных домов и задавали самые интимные вопросы, объявляя при этом, что им поручено собирать сведения для «Охраны нравственности». Было сразу уничтожено несколько притонов на Кларк-стрит и Дирборн-стрит, а их владельцы подозрительно быстро исчезли куда-то. В городе начали возводить солидные здания для всевозможных контор. Игроки принуждены были уступить место конторщикам. Щелканье счетов заглушило веселый шорох карт.
Наконец распространились слухи о том, что скоро закроются игорные дома Джеффа Хенкинса и Майка Макдональда и что скачек в Вашингтонском парке больше не будет.
— Не может быть! — сказал Гайлорд Равенель.
— Очень даже может быть!
И действительно, вскоре двери заведений Хенкинса, Макдональда и других оказались заколоченными. В Чикаго почти не осталось игорных домов. Скоро закрылись и последние. Приходилось играть в тайных притонах, все время прислушиваясь, не раздастся ли предостерегающий стук в дверь.
Что же удивительного в том, что изящные сюртуки покроя принца Альберта стали изнашиваться на игроках, тонкое белье их начало рваться и почти все их драгоценности перешли к Липманам и Голдсмитам. Кольцо и котиковое манто Магнолии, казалось, и не собирались больше возвращаться к ней. Тросточка с набалдашником из слоновой кости превратилась в мертвый капитал. Магическая сила ее иссякла. Пребывание ее в доме больше не являлось доказательством благополучия. Прошли те времена, когда Голдсмит и Липман готовы были дать за нее Равенелю любую сумму. Частенько случалось, что даже завтраки в «Косом глазе» были ему не по карману. О Билли Бойле нечего было и думать. Те дни, когда Гайлорд бывал там, отмечались красным в его календаре.
По сравнению с теперешним бедственным положением прошлая жизнь Равенелей начала казаться им спокойной и даже монотонной. Они почти все время жили на Огайо-стрит или Онтарио-стрит. И когда Магнолия проходила мимо окон многочисленных городских и частных ломбардов, ей большей частью приходилось видеть не только чужие вещи, навевавшие на нее грустные размышления, но и свои собственные. Как хорошо, что Ким вовремя отдали в монастырский пансион! Там ей удобно, спокойно, уютно…
— Я словно предчувствовала что-то, — сказала она мужу. — Меня все время мучила тревога за нее. Я так рада, что она не здесь. Когда я думаю о том, что она живет в приличных условиях и пользуется достаточным комфортом, на душе у меня становится как-то легче!