Плавучий остров. Вверх дном

— Господа, — продолжает Калистус Мэнбар с самым любезным видом, — в нашем сегодняшнем разговоре я предпочел бы коснуться только вопроса о музыке, о том, как в настоящее время обстоит с нею дело на нашем плавучем острове. Миллиард-Сити пока еще не имеет театров, но пожелай мы только, и они возникнут, как по мановению волшебной палочки. До последнего времени наши сограждане удовлетворяли свои музыкальные вкусы, обращаясь ко всевозможным усовершенствованным аппаратам, благодаря которым они знакомились с любыми шедеврами музыкального и драматического искусства. Произведения старинных и современных композиторов, выступления виднейших оперных и драматических артистов — все это мы имеем возможность слушать, когда нам вздумается, пользуясь фонографом.

— Шарманка этот ваш фонограф! — презрительно восклицает Ивернес.

— Не такая уж шарманка, как вы думаете, господин солист, — отвечает директор. — У нас имеются аппараты, которые много раз нескромно подслушивали вас, когда вы выступали в Бостоне или в Филадельфии. И если вы пожелаете, то сможете сами себе аплодировать… В те времена изобретение знаменитого Эдисона достигло высокой степени совершенства. Фонограф теперь уже вовсе не та музыкальная шкатулка, на которую он был так похож вначале. Благодаря изумительному изобретателю эфемерное дарование драматических артистов, музыкантов-исполнителей или певцов может сохраняться для грядущих поколений так же верно, как произведения скульпторов и живописцев. И все-таки фонограф — всего лишь эхо, хотя бы и точное, своего рода фотокопия, воспроизводящая все оттенки, все изысканные переливы пения или игры во всей их незапятнанной чистоте.

Калистус Мэнбар говорит с таким жаром, что на его собеседников все это производит определенное впечатление. Он говорит о Сен-Сансе, Рейере, Амбруазе Тома, Гуно, Массне, Верди, о неувядающих шедеврах Берлиоза, Мейербера, Галеви, Россини, Бетховена, Гайдна, Моцарта, как человек, который знает их досконально, который их любит и посвятил их распространению среди публики всю свою уже довольно долгую жизнь импресарио; слушать его интересно. Кстати сказать, он, по-видимому, не затронут вагнеровской эпидемией, к тому времени, впрочем, уже ослабевшей.

Когда он останавливается, чтобы передохнуть, Пэншина, воспользовавшись минутой молчания, говорит:

— Все это очень хорошо, но ваш Миллиард-Сити, как я вижу, потребляет музыку только в коробках, — этакие музыкальные консервы, которые засылаются сюда, как коробки с сардинками или с паштетами.

— Простите, господин альт…

— Охотно прощаю вас, но все же продолжаю настаивать на том, что ваши фонографы несут в себе только прошлое и никогда ни одного артиста не услышать гражданам Миллиард-Сити в тот момент, когда он исполняет свой номер.

— Еще раз простите меня…

— Наш друг Пэншина, — вмешался Фрасколен, — простит вас, мистер Мэнбар, столько раз, сколько вы пожелаете, — у него карман набит прощениями. Но замечание его справедливо. Если бы еще вы имели возможность устанавливать какую-то связь с театрами Америки или Европы…

— А вы думаете, что это невозможно, дорогой мой Фрасколен? — восклицает директор, останавливая свою качалку.

— То есть как?

— Ведь это только вопрос денег, а наш город достаточно богат, чтобы удовлетворять все свои фантазии, все свои прихоти в области музыкального искусства! И он этого добился…

— Каким же образом?

— При помощи театрофонов, которые устанавливаются в концертном зале здешнего казино. Разве Компания не располагает значительным количеством подводных кабелей, проложенных под поверхностью Тихого океана, один конец которых закреплен в бухте Магдалены, а другой плавает в океане, поддерживаемый мощным буем? Ну так вот, когда наши сограждане хотят послушать кого-либо из певцов Нового или Старого Света, нашим агентам в бухте Магдалены дают об этом знать по телефону, и они устанавливают связь либо с Америкой, либо с Европой. Провода или кабели соединяются с тем или иным театром, с тем или иным концертным залом, и наши меломаны, сидя в зале казино, реально присутствуют при выступлениях, происходящих так далеко от них, и аплодируют…

— Но там не слышат их рукоплесканий!.. — восклицает Ивернес.

— Прошу прощения, дорогой господин Ивернес, их можно слышать по обратному проводу.