Не стоит жалеть, но жалею.Не надо грустить, но грущу.Поскольку закаты алеют.Постольку, поскольку прощуи холод вечерний собачий,и весь этот космос простойза то, что он всё-таки плачетнад взятыми им на постой.И плач до сих пор не стихает.Сквозь плач он со мной говорит –не музыкой и не стихами,а тонкой полоской зари.Вечернею, дымною, узкой,сказал и печали обрёк.Сбывается зыбко и тусклокакой-то нездешний намёк.И это уже не отпустит.А вся-то причина лишь в том,что тонкая ниточка грустина небе огромном пустом.
So What
Белая, как солнце над пустыней,клиники эстонской простыня.Девушки не ходят, а пружиняти совсем не смотрят на меня.По подушке волосы рассыпав,и не просто волосы, а хайр,медсестре больной от недосыпадай уснуть и тоже отдыхай.Что-то там не так с деленьем клеток.Ничего, справляйся с этим сам.Было у тебя индейским лето,были чудеса и небеса.А сидящий рядом на припёкелампочки, горящей над тобой,с крыльями, острей любой осоки,проблеснёт глазами и трубой.Этот тип особого помола.Всё ему на свете нипочём.Пусть его пронзительное соловзрежет свет пронзительным лучом.Это хорошо, а не жестоко.Зацени, как долго держит он(лучшие традиции джаз-рока)этот стон, переходящий в звон.Ведь тебе давно уже приеласьна ушах висящая попса.Значит, хорошо, что ангел-Дэвиснапоследок поглядит в глаза.
Имя
Наташе
Вся любовь моя. Простая шлюпкас горделивой надписью «Титаник».Море надувается, что юбка?Море выгибаться перестанет.Лопается бритвенная пенаоблаков, выглядывает небо.Лишь одно на свете неизменно –межпланетный, междузвёздный невод.Море одинокое такое,звёзды одинокие такие.В смутном состоянии покояповторяю маленькое имя.И оно однажды отзовётся.А когда – по существу, не важно.В глубине вселенского колодца,в высоте его многоэтажной.Не сейчас. Не время и не место.Пусть оно проступит постепеннои его сигнал поймает кресто –вечности – образная антенна.