Плавучая станица

— Нехай бы лучше до невода ставал, там рабочие руки требуются!..

Особенно куражился паромщик Авдей Талалаев. Каждый день, идя на берег, он заворачивал к амбару, несколько минут стоял, почесывая бородку, а потом спрашивал ехидно:

— Значит, девоньки, рыбу высиживать станете?

Выслушав ответ, Авдей Гаврилович смеялся:

— Так, так… Отличное дело… Вперед рыбку в реке сгубили, а теперь за восстановление взялись? А только будет ли с вашей рыбки уха?

При встрече с Зубовым паромщик учтиво кланялся и спрашивал, щуря подслеповатые глаза:

— Это, значит, на манер искусственного осеменения будет или как?

— Да, дед, похоже, — отвечал Василий.

— Так, так, интересно, — смеялся старик, — только глядите, не ожените судака на чехоньке!

Он уходил из сада и долго бормотал что-то, поглядывая на хлопотавших у амбара девчат.

Дожидаясь спада воды, Авдей Гаврилович исподволь готовился к перевозу. Как только потеплело, он переселился в свой балаган, стоявший в лесу на бугре, у самого берега. Балаган у паромщика был добротный, сложенный из крепких тополевых жердей, накрытый толстым слоем ржаной соломы, просторный, с каменной печуркой посередине и широкими дощатыми полатями.

В этом балагане дед Авдей хранил все свое паромное имущество: фонари с зелеными и красными стеклами, измерительные шесты, топоры, плотницкий инструмент, веревки, тросы, проволоку. Все это было на виду. Но, кроме этого, дед прятал в солому рыбацкие снасти: черпаки со снятыми сетками, длиннейшие переметы, лески, удочки, накидные сетки и все, что могло поместиться в толстом слое слежавшейся, прелой соломы.

Егор уже давно поднял утопленный в Заманухе отцовский каюк, и он стоял тут же, у балагана, привязанный к дереву длинной цепью. Как ни скрывал Егор от отца свои приключения в Заманухе, старик все-таки узнал о них от рыжего Трифона, и однажды, когда сын принес в балаган ужин, дед Авдей напустился на него с бранью:

— Дурак ты, Егорка, аж крутишься, дурак! На кой ляд ты держал всю рыбу в каюке? Кто ж так ловит? Надо было иначе все это делать. Раз-два кинул — и рыбку на берег, еще разок кинул — и обратно на берег. Каюк у тебя должон быть завсегда пустой. Налетит какой черт, а ты его сей минут носом в каюк: гляди, мол, в каюке ничего нету, чистый каючок.

Лежа на полатях, Егор слушал отца и лениво отругивался:

— Бросьте, батя! Пока Степан Иванович инспектором был, я и без ваших советов каждый день рыбу домой носил, а вы теперь спробуйте…

— Дурило ты, — заключил дед Авдей. — Вот поглядишь, как я стану рыбу ловить, никто меня не споймает.

— Поглядим, поглядим, — подзадоривал Егор.

— Ловить надо тихо и с головою, — поучал сына Авдей, — тогда и комар носа не подточит. Выехали, к примеру, два каюка на реку и стали на якорях: один под одним берегом, а другой — под другим. В каюках, допустим, сидят обыкновенные законные удильщики с удочками. Ловят себе по маленькой на червячков. Никто не имеет права до них прицепиться. И никто, к тому же, не замечает, что промеж каюков через всю реку перемет поставлен, а на том перемете триста крючков. Сиди себе с удочкою, лови да по сторонам поглядывай. Как только увидал, что никакой опасности нету, ну, значит, удочки долой и тихонечко выбирай из воды перемет. Выбрал и в тую же минуту выгружай рыбу с каюка на берег, в корзиночки, и… до свидания, будьте здоровы…

Егор, лежа на полатях с папиросой в зубах, лениво слушал отцовские поучения. Ему претило это рыбальство тихой сапой, и он насмешливо кривил рот, отворачиваясь от отца, и часами глядел на реку. Но в то же время он понимал, что отец поступает правильно, не желая лезть на рожон и подвергать себя опасности.

«Хитрый, чертяка, — ухмылялся Егор, слушая отцовские поучения, — и деньжат насбирает, и в браконьерстве его никто не уличит».

Ему было известно, что рыбаки-колхозники организовали, по просьбе Зубова, общественный рыболовный надзор. В группу надзора колхозное собрание выбрало секретаря рыбацкой комсомольской организации Тосю Белявскую, ловца второй бригады Степана Худякова, деда Малявочку, Марфиного сына Витьку, дочь бакенщика Иру Грачеву и бригадира Пимена Талалаева.

Узнав о том, что младший брат выбран в группу надзора, Авдей Гаврилович несколько успокоился.

— Как рыбаки вернутся с низовьев, я поговорю с дядей Пишей, — сказал он Егору. — Он ведь большую помощь оказать может. Ихний надзор инспектор по участкам раскреплять будет, вот и надо, чтобы Пиша взял себе подшлюзный участок, тут сама рыба сходится. А уж мы с Пименом как-нибудь договоримся по-свойски…

Вокруг балагана паромщика постоянно стояли на приколе пять-шесть каюков, в соломе были спрятаны сети и переметы, а на покатой крыше сушились весла. Когда Зубов, с подозрением посматривая на целую флотилию каюков, спросил однажды у паромщика, почему эти каюки собраны у балагана, Авдей Гаврилович добродушно усмехнулся и ответил, не моргнув глазом: