Титана вслед — это значит вослед Колумба. Перед этим первым путешествием вглядимся в их лица. До нас дошел портрет Давыдова: юное одухотворенное лицо, еще лишь первый пушок тронул его щеки. Напечатан он был в книге А.И. Алексеева «Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки» и потом, кажется, нигде не встречался. Возможно, где-то существует и портрет Хвостова, но нам встречать его не довелось. Благо, нашлись люди, которые оставили о них свои впечатления. Это прежде всего адмирал Шишков, предуведомлением которого открывалась книга «Двукратное путешествие Хвостова и Давыдова, писанная сим последним»[37]. «Шишков? Кто не знает, хоть по преданиям, этого грозного, восторженного воителя против вторжения иностранных слов в область русского слова?» — спрашивал поэт Н.А. Некрасов. Его часто ругали за пристрастие к старинному слогу, а Некрасов находил его работу полезной: он истинно желал добра русской литературе и ревностно делал все то, что, по его понятиям, могло принести ей пользу[38]. Но мы скажем еще об одном добром деле нашего адмирала-архаиста. Благо, что судьба свела наших мореходов с адмиралом, да и не могла не свести — Хвостов был его племянником. Адмирал и уговорил его друга Давыдова взяться за описание путешествия. Так родилась книга.
В редких изданиях прошлого века подзатерялись статьи морского историка Ал. Соколова — они тоже донесли до нас примечательные страницы жизни мореходов. Приступая к рассказу об истории морских плаваний, Соколов писал о важности изучения всех деталей: «Вообще желательно было бы собрать поболее верных подробностей как об этих, так и о многих других замечательных морских личностях. Доселе наши историки ограничивались только подвигами, оставляя в стороне личности или упоминая о них поверхностно. Наступает другая пора, другие требования. Домашние архивы наших моряков, предания и личные свидетельства стариков много бы помогли делу. Помогите, братцы, старину рассказать»[39].
Как давно и как верно это было сказано: не оставлять в стороне личности. А поди ж ты, о живых личностях часто и забывали. Итак, что же это были за личности?
«Два храбрых воина, два быстрые орла…»
Чудно свела судьба, на вечную дружбу, этих двух молодых людей, так мало сходных между собой, благословив их на удивительные приключения и отважные подвиги.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Николай Александрович Хвостов родился 28 июля (ст. ст.) 1776 года в семье статского советника Александра Ивановича Хвостова и Катерины Алексеевны Хвостовой, урожденной Шелтинг. В семилетнем возрасте Колю определили на службу в Морской кадетский корпус. Уже на четырнадцатом году он — гардемарин, участвует в двух морских сражениях против шведов, получил за это золотую медаль. В 1791 году произведен в офицеры, плавал на Балтике, трижды на кораблях русской эскадры побывал в Англии. Особенно запомнилось третье плавание. Молодой лейтенант пережил «страшное и бедственное приключение». Корабль «Ретвизан» сел на мель и едва не погиб. Одно слегка утешало: на мели оказался и английский корабль «Амалия». Русские моряки действовали совместно с английским флотом против французов, а тут такой конфуз. Об этом Хвостов написал в своем дневнике. В любую минуту корабль мог затонуть, но молодой моряк ведет свою летопись, выказывая твердость духа посреди страха и смятения.
Биографы обычно подчеркивают, что Николай был необычайно привязан к семье, любил мать, отца, братьев и сестер. Известен случай, когда Хвостов, защищая честь разоренного тяжбой отца, нашел случай и бросился к ногам императора, на коленях просил его войти в бедственное положение родителей. Император удивился, что видит в таком положении офицера, приказал ему встать. Справившись, что он просит не за себя, а за мать и отца, разоренных долгами, лишившихся своего родового имения, определил им затем годовую пенсию в тысячу рублей. Но чувство сыновнего долга не покидало Николая Хвостова. Уходя уже во второе путешествие на край света, он условился, что Американская компания будет из причитающихся ему четырех тысяч рублей половину ежегодно выдавать родителям, в Петербурге. Мать, узнав о таком договоре, хотела изорвать бумагу. Со слезами на глазах обратилась к сыну: «Как? Ты для нас жертвуешь собой?!» Но он, не дав ей закончить, ответил: «Выслушайте меня, матушка, дело уже сделано». И убедил отца и мать, что это его душевное утешение и радость, а не тягость. «Чрезмерная привязанность к родным и беспредельная любовь к славе были двумя главными свойствами его души», — свидетельствовал адмирал Шишков о своем племяннике.