Плавающий город

Американцы и англичане, привыкшие заключать денежные пари под любым предлогом, делали первые ставки, их размер неуклонно рос. Среди этих возбужденных спорщиков я заметил человека высокого роста, лицо которого выдавало несомненное и глубочайшее двуличие. Лоб его был рассечен вертикальной морщиной, что свидетельствует о равнодушии и невнимании к другим, взгляд холодный, сросшиеся брови, высоко поднятые плечи, растрепанные волосы. Он производил впечатление человека исключительной наглости, и сразу вызвал у меня неприязнь. Высокомерный тон его речи был почти оскорбителен. Несколько достойных его прихлебателей смеялись над плоскими шутками. Этот персонаж настаивал на том, что перед нами не обломки потерпевшего аварию судна, а скелет кита, и подкреплял свои утверждения крупной ставкой. Это пари лопнуло разом. Ибо на деле обломки оказались корпусом судна. Оно быстро приближалось. Уже можно было разглядеть серо-зеленую медную обшивку трехмачтовика со срезанным рангоутом и скошенными бортами. Водоизмещение его составляло пятьсот или шестьсот тонн. С вант свисали порванные цепи.

Было ли судно брошено командой, или пережившие кораблекрушение люди прятались внутри? Вот в чем заключался вопрос или, как говорят англичане, «главная загадка» на данный момент. Пока что на палубе не появился никто. Вооруженный подзорной трубой, я некоторое время вглядывался в предмет, шевелившийся на носу судна, но вскоре убедился, что это были остатки кливера, которые колыхались от ветра.

На расстоянии полумили стали четко различимы все детали на борту. Корабль казался новым и в прекрасном состоянии. Его оснастка, трепещущая на ветру, позволяла не терять из виду сигнальные флажки по правому борту. Очевидно, это судно, попав в беду, пожертвовало рангоутом.

«Грейт-Истерн» подошел ближе, повернул по направлению к судну и дал знать о своем присутствии серией гудков. Тишину разорвали пронзительные звуки. Однако встречный корабль оставался немым и безжизненным. На борту попавшего в беду судна не было ни одной шлюпки.

Без сомнения, команда в свое время покинула корабль. Но добрались ли люди до земли, находившейся в трехстах милях отсюда? Разве могут утлые лодчонки противостоять натиску волн, раскачивавших даже «Грейт-Истерн»? Где и когда случилась катастрофа? С учетом господствующего ветра, кораблекрушение произошло, по-видимому, не слишком далеко, где-то к западу. Вряд ли корабль сильно сбился с прежнего курса под влиянием ветра и течения. Но все эти догадки ничем пока не могли быть подтверждены.

Когда пароход приблизился к корме пострадавшего судна, я сумел ясно разглядеть название — «Лерида», но порт приписки не был указан. Однако конструкция судна, очертания корпуса и бортовых надстроек выдавали его американское происхождение.

Если бы на нашем месте был торговый или военный корабль, он бы, без сомнения, взял это судно на буксир — ведь на нем безусловно мог находиться призовой груз. Известно, что в случае успеха подобных спасательных операций, согласно морскому праву, спасателю положена треть стоимости груза. Однако «Грейт-Истерн», выполнявший регулярный рейс, не мог связать себя такой обузой и тащить за собой судно через тысячи миль. Невозможно было и повернуть назад, чтобы отбуксировать его в ближайший порт. Так что с огромным сожалением пришлось пройти мимо, и вскоре брошенный корабль превратился в точку на пространстве, простирающемся до самого горизонта. Пассажиры разошлись. Одни вернулись в салоны, другие в свои каюты, и горн, сзывающий на ленч, не сумел поднять тех, кто лежал в полузабытьи, страдая от морской болезни.

В полдень капитан Андерсон распорядился поставить паруса на фок- и бизань-мачтах. Правильный выбор парусов уменьшил качку. Матросы развернули также смотанную на гике[99] бизань — по новой системе. Однако система оказалась, без сомнения, «чересчур новой», поскольку успешно завершить операцию не удалось, и эта бизань так и не пригодилась во время рейса.

Глава X

Несмотря на кажущуюся хаотичность движения судна, жизнь на его борту приобретала организованный характер. С англосаксами это довольно просто. Корабль стал кварталом, улицей, домом, куда они в очередной раз переехали, а это для них дело привычное. Французы, наоборот, в таких случаях проникаются духом странствий, поскольку они действительно отправляются в путешествие.