Плацдарм по бросовой цене

Хуже обстояло дело с навигацией. Я знал точные координаты Комайо, но проложить к нему курс с учетом поправок на ветер, течения и волнения не умел – вдоль крымских берегов, где я плавал на своей яхте, необходимости в детальной навигации не было. После нескольких попыток что-то изобразить на морской карте я закинул в угол линейку и карандаш и решил огород не городить, а плыть по компасу, два-три раза в сутки определяя свое местонахождение и делая поправки.

Зато с парусами у меня проблем не было, и я поднял все вооружение. Яхта, слегка накренившись, резво заскользила по воде, разрезая носом волны. Я скорректировал курс по компасу и закрепил румпель веревкой. С этой минуты расстояние между нами и островом Комайо стало сокращаться.

Очень скоро как-то сама по себе сложилась наша команда. Непутевое существо или неразумное дитя, как я мысленно называл Нику, занималось стряпней, хотя привередливому Дику страшно не нравилось, как она готовит. Зато он нашел чем убивать время и подолгу объяснял девушке, как надо готовить спагетти, чтобы они не слипались, или перечислял ингредиенты для чесночного соуса, которым следовало поливать баночные сосиски. В перерывах между уроками кулинарии он дотошно выяснял у Ники, где она родилась, кто ее родители и какому великому делу она намерена посвятить свою жизнь.

В этом воспитательном процессе я участия не принимал, решив, что одного опекуна для Ники вполне достаточно, но в часы вынужденного безделья с интересом слушал ответы Ники, сидя в шезлонге в тени парусов.

Девушка спала во второй каюте, и самым забавным было то, что Дик, уподобляясь строгому отцу пуританских нравов, каждый вечер, ровно в девять часов, провожал Нику до двери каюты и, помахивая пальцем, предупреждал:

– Чтоб через минуту уже спала! И никаких ночных прогулок по палубе!

После чего он прихватывал с собой бутылку, поднимался наверх и, устроившись на носу у самого бушприта, долго и безотрывно смотрел в ночное море.

С того момента, как мы с Владом вылетели из Внукова в Кито и началась вся дальнейшая свистопляска, не было прекраснее дней, проведенных на яхте. Измотанные нервы получили тайм-аут. У меня появилось время и возможность отоспаться, остыть и на свежую голову осмыслить все то, что со мной случилось. Величественные океан и одиночество способствовали тому, что голова наполнялась философскими мыслями о жизни и смерти, добре и зле. Мне казалось, что нечто подобное испытывают и мои спутники. Дик вдруг стал интересоваться религией и часто задавал мне вопросы о боге, хотя я вовсе не был крупным специалистом в области теологии. А Нику океан вообще преобразил. Куда девалась ее неуклюжесть, которая делала ее похожей на подростка? В ее движениях появилась какая-то очаровательная грациозность и плавность, а в глазах – тайна и лукавство, и я иной раз ловил себя на том, что вопреки своей воле любуюсь ею.

С погодой нам везло. Только на третий день плавания на горизонте появились перистые облака и усилился ветер, который не позволял яхте идти самостоятельно, и мы с Диком, сменяя друг друга, ни на минуту не выпускали румпель из рук. Правда, к полудню небо опять расчистилось и ветер угомонился.

Мы не были озабочены проблемами, и мне порой казалось, что Дик соскучился по ним, создавая их искусственно.

– Сколько можно повторять, – ворчал он за обедом, из-под насупленных бровей глядя на Нику. – Капитану положено подавать тарелку первому! Придется после обеда заняться с тобой изучением морского этикета.

И в самом деле занялся. Где он понахватался этого – я затруднялся ответить. Из вечно растрепанного и взбалмошного вакуэро мой друг превратился в терпеливого учителя и не меньше двух часов растолковывал Нике, как надо сервировать стол, где должны лежать вилки, ножи, бокалы и салфетки.

Или вдруг ему взбрело в голову заняться генеральной уборкой яхты.

– Сегодня будем драить палубу, – объявил он Нике. – Неси ведро, швабру и мыло.

Девушка принесла ведро и швабру, но мыла не нашла, и Дик вместе с ней несколько часов кряду обыскивал яхту, начиная с трюма и заканчивая кокпитом.

Яхта, к слову, сверкала девственной чистотой и вовсе не нуждалась в том, чтобы ее намыливали, но я не вмешивался в причуды Дика, догадываясь, что в душе этого человека живет неосознанное желание воспитывать своего ребенка.

Мы пребывали в полной гармонии с океаном, и затишье было хоть и обманчивым и недолговременным, все же оно дало возможность мне и Дику перевести дух и подготовиться к встрече с островом.

На пятый день, как мы и планировали, на горизонте показался темно-синий контур земли. Мы убрали паруса, кинули за борт плавучий якорь и, встав на носу, долго всматривались в призрачный силуэт.

– К берегу пристанем ночью, – сказал я и вполголоса добавил: – Хотя не думаю, что это нам поможет.

В поведении Ники появилась какая-то странная нетерпеливость. Она расстроилась, что высадка на остров откладывается до ночи. Казалось, она приехала к себе домой – вот он, совсем рядом, в десяти километрах, но приходится ждать еще несколько утомительных часов.