Плацдарм

Противником оказался отрядец, который, видать, был послан на их поиски — здешним правителям стало интересно, кто это безобразничает в глубоком тылу непобедимого Владыки Окоема?

Так или иначе две дюжины всадников вылетели на них совершенно неожиданно. Как так случилось, что их прозевал головной дозор, до сих пор непонятно. Но, наверно, воины приняли их за своих, видя, что они совершенно спокойны… Надо отдать им должное, бойцами они оказались неплохими и стойкими, не сдавались и, понимая, что сбежать не успевают, приняли свой последний бой, умерев как мужчины.

День за днем, седмица прочь, отряд с боем прошел полтысячи лиг, уничтожил около сотни вражеских воинов, казнил полтора десятка попавших под руку чиновников. Земли Восточного предела закончились, они повернули на восток, сошли с дорог, переправились через небольшую речку и вступили в земли племени потомков Белого Барса, которые должны были пройти по самой их окраине.

Степь от северных отрогов Дагиайского нагорья до восточных склонов Кам-Дубарского хребта, обезлюдевшие после прошлогодних битв просторы, где редко встретишь кочевье и куда чаще скалящиеся в небеса черепа.

К ним пришло пополнение — три десятка освобожденных пленников, несколько амазонок, присоединившихся к полусотне Анканы, да дюжина пересидевших войну беженцев. Кто против них? Прямо сейчас у них на хвосте висело до двух тысяч всадников, в основном из племени гуран и ритши. Кажется, немного. Однако к ним будут подходить подкрепления, и с каждым днем они будут становиться все сильней да многочисленней. Адаю же и его людям помощи ждать неоткуда. Ну так что ж, пусть подходят. Чем больше всадников, тем труднее управлять всей этой массой, а в походе неизбежно приходится равняться по самому слабому.

Не зря в рейде установлено жестокое правило: воин, потерявший заводного коня или чьи скакуны ослабели или охромели и не могут держать темп, уходит в степь вправо или влево от основных сил и добирается обратно на свой страх и риск.

Так или иначе между ними и преследователями четыре дня. Тысячник был намерен еще больше увеличить разрыв.

Шансы у них хорошие, погоня и так растянулась по степи на целый день пути, и даже если они решат остановиться и принять бой, врагу потребуется не меньше двух суток, чтобы собрать все силы в кулак.

Окружающая их местность изменилась, и если позади, в землях ритшов, весна уже сменилась летом, то тут только вступала в свои права. Вся степь вокруг была покрыта нескончаемым зеленым ковром, пели птицы и цвели цветы. Но им было не до красот. Короткий отдых, не столько для себя, сколько для лошадей, сон на попоне, брошенной на землю, редкие стычки — и так день за днем.

Проходят сутки, вторые, пятые, и в нескончаемом марше… Вперед, только вперед. Враг ждет, когда они повернут, чтобы пойти наперерез. Ну пусть ждет.

Адай все чаще вечерами изучал карту, перерисованную по приказу владыки Сантора с карты чужинцев, которую те сделали давно с помощью летающих колесниц.

Предстояло решить вопрос: то ли сразу идти к золотым шахтам, что лежат у Кэйлада, а потом, направив погоню на ложный след, свернуть к Хэй-Дарг и разорить селитряные копи; либо же рвануть сразу к проклятому кряжу, а потом уже уходить в Степь, хоть сразу прямиком к Холодным водам и великой реке Сэйхун.

Он прикидывал так и этак, еще и еще раз рассматривал карту, бормоча себе под нос степные ругательства, соотносил до боли в перенапряженном мозгу древние степные приметы путей и дни конной скачки с зиелмянскими значками, значение которых он выучил наизусть, ибо читать так и не научился.

Что же выбрать? Погарцевав вокруг кэйладских стен, пометав стрелы в их сторону, обменявшись оскорблениями с охраной и стянув всех преследователей к копям, отойти на юго-восток, рискуя, что им подрежут путь, разгадав уловку? Или все же не размениваться на мелочи, а лишить Ундораргира огненного порошка?

Но судьба все решила за него.

За последние дни было несколько мелких стычек, в которых им удалось взять троих пленных, один из которых оказался десятником. Он-то и рассказал самое главное.

Еще до того Адай отметил, что за ними охотятся не так чтобы сильно.

И как выяснилось, не потому, что, как он надеялся (и опасался одновременно), владыке шаркаанов наплевать на безобразия, творимые какими-то отчаянными и безмозглыми (ведь придавят все равно!) людишками в его владениях. Нет, просто это дело могло подождать. Потому как, не дожидаясь полной готовности своих армий, он двинул их на запад.

Это и стало его главной целью…

Дошло до того, что по приказу хана все улигэрчи в его владениях пели песню, сочиненную придворным сказителем, Слепым Ранфо. Песню, воспевающую войну, кровь и победу и сулящую тем, кто воспротивился, неумолимую и неизбежную смерть.