Платон, сын Аполлона

Подпись оратора Ликона на жалобе Мелета стояла после подписи Анита. И все понимали почему. Ликон был составителем речей демагога Анита, его пишущей рукой, автором мыслей и убеждений. Сам Ликон выступал редко, но, когда это случалось, его речи как две капли воды походили на речи Анита. Ликон был Анитом в отсутствие Анита, а в присутствии Анита становился его тенью — так говорили о Ликоне другие ораторы.

Жалоба Мелета простояла в портике архонта басилевса[54] установленный срок и была принята судом к рассмотрению.

Сначала Платон, да и все друзья Сократа надеялись, что доносчик заберёт свою жалобу, прислушавшись к мнению афинян: те презирали Мелета и любили Сократа, смеялись над глупостью первого и высказывали расположение второму. Но Мелет жалобу не забрал.

Потом друзья Сократа надеялись, что суд всё-таки откажется рассматривать нелепую жалобу. Сократ верил в отеческих богов, никаких новых не придумывал, а если и упоминал одно чудное божество, то скорее в шутку, чем всерьёз. Старик упоминал некоего деймона, который якобы подсказывал Сократу, чего не следует делать. Что делать следует, Сократ решал всегда сам.

И последнее обвинение было несостоятельным. Сократ всегда побуждал только к добрым и справедливым поступкам. Не его вина, что Алкивиад, Критий, Харикл, Хармид, Ферамен и Анит-младший не всегда прислушивались к его словам. Если бы они поступали так, как советовал учитель, то не навредили бы ни Афинам, ни друзьям, ни родителям.

Многие приходили сказать Сократу, как нелепо обвинение Мелета, но суд принял жалобу к рассмотрению.

Суд накажет клеветника за ложь, а Сократу присудит награду — таковы были прогнозы друзей Сократа на результаты этой тяжбы.

Заседание гелизи[55] с рассмотрением жалобы Мелета, Анита и Ликона было назначено на Ареопаге, холме Ареса, на его пологом, обращённом к солнцу склоне, над которым возвышалось здание верховного судилища. Здесь было тепло, хорошо пригревало весеннее солнце, сюда легко можно было вынести из здания столы и скамьи для председательствующих на суде. А на склоне удобно размещались присяжные (как правило, чуть более пятисот человек), друзья обвиняемого, друзья обвинителей. Ареопаг в эту пору был покрыт густой травой, так что можно было обойтись без подстилок. Лишнюю публику останавливали у лестницы, ведущей на холм, у крутой скалы, служившей подножием Ареопага. Узкие ступени были вырублены в граните в незапамятные времена, кажется, ещё при Тесее, и с тех пор стёрты и отшлифованы подошвами тысяч и тысяч прошагавших по лестнице ног.

Проводить Сократа пришли Платон, Критобул, Аполлодор, Критон, Кебет, Симмий, Антисфен, Аристипп и Херекрат. Были здесь Ксантиппа с детьми, которым Сократ идти на суд запретил, и конечно же Федон, никогда не расстававшийся с учителем.

Утро выдалось тихое и ясное. Случившийся накануне вечером дождь освежил зелень, прибил пыль. Дышалось легко, воздух был прозрачен и гулок: с соседних улиц доносились крики петухов и лай собак, а также грохот телег, направляющихся с рассветом на рынок.

Ксантиппа угощала собравшихся козьим молоком и лепёшками, плакала. Сократ же был весел, балагурил, развлекал друзей, хотя и не очень успешно: лица собравшихся оставались мрачными, будто на похоронах. Сократ, кстати, заметил, что на похоронах, говоря по совести, надо не печалиться, а веселиться, поскольку душа умершего, получив свободу, радостно парит над скорбящими, собираясь к звёздам, что смерть, в сущности, есть выздоровление замученной телом души, и за это следует приносить в дар богу исцеления Асклепию откормленного петуха.

Критон сказал учителю то, что думали, пожалуй, все собравшиеся:

   — Не ходи на суд, Сократ. Ещё не поздно. Пока не пришли за тобой скифы, судебные надзиратели, сядем на лошадей и уедем. У меня в Беотии есть дом и сад, я тебя спрячу, никто не найдёт. Уверен, что Перикл предложил бы тебе то же самое. В своё время он помог избежать суда Анаксагору, предлагал скрыться Фидию. Это разумно — бежать от неправедного суда.

Сократ отказался.

   — Суд будет забавным и скорым, — сказал он. — Повеселимся.

   — Обвинительную речь для Мелета, говорят, написал Поликрат, — напомнил Критобул. — Он большой мастер сочинения подобных опусов. Ликон — сам оратор. А для Анита, конечно, постарались многие. Мелет хоть и дурак, но хороший декламатор, может произвести на присяжных выгодное впечатление. Успех Ликону почти обеспечен. Анит же олицетворяет власть и демократию...

   — Остановись, — попросил Критобула Сократ. — Вот и отец тебе скажет, если не веришь, что мне доводилось состязаться с великими ораторами, но и они от меня бежали.

Тут Сократ, конечно, прихвастнул. Но проблема заключалась в другом: Мелет, Анит и Ликон будут состязаться с Сократом не в умении доказывать истину, а в способности переманить на свою сторону присяжных цветистостью речей, хлёсткими, яркими высказываниями и страстностью изложения позиции. Вряд ли Сократ сумеет в этом превзойти риторов.