Платформа

У себя в министерстве я по-прежнему работал по минимуму; мне все же пришлось организовать две-три значительные выставки, справился я с ними без труда. Кабинетная работа нехитрая, достаточно быть внимательным, быстро принимать решения и их придерживаться. Я давно понял: не так важно принять наилучшее решение; главное, как правило, принять хоть какое-нибудь решение, но быстро, по крайней мере на государственной службе. Я отвергал одни проекты, оставлял другие, руководствуясь весьма расплывчатыми критериями, но за десять лет ни разу не попросил дополнительной информации; и в общем-то не испытывал угрызений совести. В глубине души я не был слишком высокого мнения о мире современного искусства. Большинство известных мне художников действовали совершенно так же, как предприниматели'. они отыскивали свободные ниши и старались поскорей их захватить. Подобно предпринимателям, они получали образование в одних и тех же учебных заведениях и формировались по одному образцу. Но были все-таки и различия: в искусстве давали более высокие премии за новации, чем в других областях; кроме того, художники нередко объединялись в стаи или круги и этим отличались от предпринимателей – одиноких волков, окруженных врагами: акционерами, чуть что норовящими сбежать, высшим руководством, готовым кинуть их в любую минуту. Рассматривая проекты, которые ложились ко мне на стол, я редко чувствовал у их авторов подлинную потребность в самовыражении. В конце июня состоялась выставка Бертрана Бредана, которого я с самого начала настойчиво проталкивал, к изумлению Мари-Жанны, привыкшей к пассивности и безразличию с моей стороны, тем более что ей самой творчество этого типа внушало глубочайшее омерзение. Художник не относился к числу молодых, ему было сорок три года, и вид он имел весьма потрепанный – напоминал поэта-пьянчугу в фильме “Жандарм из Сен-Тропе”. Прославился он тем, что набивал женские трусики мясом, которое постепенно тухло, и выпускал в выставочном зале мух, взращенных на собственных экскрементах. Впрочем, большого успеха он не добился: во-первых, не располагал нужными связями; во-вторых, упорно создавал подустаревший уже трэш. Я ощущал в нем какую-то подлинность; не исключаю, правда, что подлинным было его ничтожество. Он выглядел несколько неуравновешенным. Его последняя задумка была еще хуже предыдущих. Или лучше – это как посмотреть. Он снял фильм о том, что происходит с трупами людей, которые завещают свое тело науке, то есть, например, для использования студентами во время учебных вскрытий. На демонстрации фильма, смешавшись с публикой, несколько студентов медицинского факультета неожиданно подсовывали вам отрезанную руку или вырванный глаз, словом, шутили так, как, по распространенному мнению, и подобает юным медикам. Я имел неосторожность пригласить на вернисаж Валери, да еще после трудного рабочего дня. К моему удивлению, народу собралось много, в том числе весьма влиятельные особы: может, у Бертрана Бредана начинается полоса удач? Валери с трудом выдержала полчаса, после чего попросила меня увести ее. Тут как назло перед нами возник студент, держащий на ладони отрезанный пенис с тестикулами и волосками на них. Ее чуть не стошнило, она отвернулась и потащила меня к выходу. Мы укрылись в кафе “Бобур”.

Полчаса спустя туда ввалился Бертран Бредан в сопровождении двух-трех знакомых мне девиц и еще каких-то людей, среди которых я узнал шефа спонсорского отдела Депозитно-сберегательной кассы. Они расположились за соседним столиком, и мне ничего не оставалось, как пойти поздороваться. Бредан мне искренне обрадовался – я и в самом деле этой выставкой ему серьезно помог. Разговор затянулся, Валери подсела к нам. Не помню точно, кто предложил отправиться к “варварам” – в Ваг-Ваг — возможно, сам Бредан. Я согласился, совершив тем самым очередную глупость. Попытки большинства свингер-клубов включить в свою программу еженедельные вечера садомазохизма провалились. В отличие от них Ваг-Ваг, изначально предназначавшийся для садомазохистских практик и не требовавший, кроме особых случаев, строгого дресс-кода, со дня своего открытия пользовался популярностью. Я знал, что садомазохисты – публика весьма специфическая, утратившая всякий интерес к обычному сексу и, соответственно, к обычным секс-клубам.