Платье цвета полуночи

Однако могло быть и хуже, внушала себе Тиффани, когда все наконец-то стартовали. Например, если бы в метле завелись змеи. А Фигли только радовались, как выразился Явор Заядло, «ежели килты ветерком пообдует». Фигли, наверное, лучше змей — во всяком случае, хотелось бы в это верить. Они чего только не вытворяли: бегали по метловищу из конца в конец полюбоваться на разные интересности, над которыми пролетали, а один раз Тиффани, обернувшись через плечо, заметила, как с десяток Фиглей повисли на конце метлы, или, точнее, один из них держался за конец метлы, а другой ухватился за его пятки, а следующий ухватился за пятки второго, и так далее, вплоть до последнего Фигля. Они развлекались от души, захлёбывались смехом, килты их хлопали по ветру. Вероятно, захватывающее ощущение полёта с лихвой искупало и опасность, и недостатки обзора — во всяком случае, такого обзора, что пришёлся бы по душе кому-либо кроме Фиглей.

Один-два Фигля всё-таки не удержались на прутьях и плавно спланировали вбок и вниз, махая братьям и вопя: «Ух тыыы!» Происходящее было для них увлекательной игрой — Фигли при ударе о землю обычно подскакивали как мячики, а вот в почве иногда оставалась вмятина. О том, как они доберутся домой, Тиффани не тревожилась; безусловно, мир кишмя кишит опасными тварями, готовыми напасть на бегущего маленького человечка, но к тому времени, как человечек доберётся до кургана, ряды тварей существенно поредеют. Правду сказать, во время полёта Фигли вели себя почти образцово — по меркам Фиглей, разумеется, — и даже не подожгли метлу, пока до города не осталось всего миль двадцать. О досадном происшествии Туп Вулли возвестил негромким «ой-ёи-ёи!» — и виновато попытался загородить собою пламя.

— Ты снова подпалил метлу, так, Вулли? — сурово спросила Тиффани. — А что мы решили в прошлый раз? Мы не разводим на метле огня без веских причин!

Метла заходила ходуном: Туп Вулли и его братья попытались затоптать огонь. Тиффани разглядывала ландшафт внизу, высматривая, куда бы приземлиться — на что-нибудь мягкое и желательно мокрое.

Но злиться на Вулли было бесполезно; он жил в своём собственном, скроенном по мерке Вулли мирке. Думать приходилось по диагонали.

— Интересно, Вулли, — проговорила Тиффани, когда метла опасно затарахтела, — а не удастся ли нам с тобой, объединив усилия, выяснить, отчего моя метла загорелась? Уж не потому ли, например, что у тебя в руке спичка?

Фигль уставился на спичку так, как будто видел её впервые, спрятал её за спину и воззрился на собственные ноги, что в создавшихся обстоятельствах было очень даже храбрым поступком.

— Ни бум-бум, госпожа.

— Видишь ли, — втолковывала Тиффани, пока ветер швырял их туда и сюда, — если прутьев недостаточно, я не могу как следует управлять метлой, и мы теряем высоту, но, к сожалению, всё равно летим очень быстро. Не поможешь ли ты мне решить эту головоломку, Вулли?

Туп Вулли засунул крохотный палец в ухо и покопался там, словно шаря в собственном мозгу. И тут его осенило:

— Мож, сидаем наземь, госпожа?

Тиффани вздохнула.

— Мне бы очень этого хотелось, Туп Вулли, но, видишь ли, мы движемся очень быстро, а земля — нет. В таких обстоятельствах у нас получится только так называемое крушение.

— Я не грил, что надыть сидануть в грязюку, госпожа, — откликнулся Вулли. — Я смекал, мож, сидануть вон туды?

Тиффани посмотрела туда, куда указывал его палец.

Внизу вилась длинная белая дорога, а на ней, не так уж и далеко, двигалось что-то прямоугольное — почти так же быстро, как сама метла. Тиффани вгляделась — мозг её лихорадочно работал — и наконец кивнула:

— Всё равно придётся немного сбросить скорость…

Вот так вышло, что тлеющая метла с одной перепуганной ведьмой и парой дюжин Нак-мак-Фиглей, что развернули килты, словно паруса, замедляя падение, приземлилась на крышу почтового экспресса «Ланкр-Анк-Морпорк».

Рессоры дилижанса спружинили как надо, и возница очень быстро успокоил лошадей. В наступившей тишине он тяжело слез с облучка. Белая пыль медленно оседала на дорогу. Грузный здоровяк морщился при каждом шаге; в одной руке он сжимал недоеденный сандвич с сыром, в другой — очень характерный обрезок свинцовой трубы. Он шмыгнул носом.

— Теперь придётся начальству докладывать. Краска сбита, видишь? А ежели повреждение окраски случилось, надо докладную писать. Ненавижу докладные, уж больно у меня со словами туго. А что делать, если окраска повреждена, приходится докладать, хочешь не хочешь. — Сандвич и, что более важно, обрезок трубы вновь исчезли в кармане его просторного пальто, и Тиффани сама поразилась тому, сколько радости ей это доставило.

— Я прошу прощения, — промолвила Тиффани, когда кучер помог ей спуститься с крыши.

— Да я-то что, я тут ни при чём, понимаешь, это всё окраска. Уж я им твержу, твержу, ведь на дороге и тролли, и гномы попадаются, а все ж знают, как они водят: зажмурятся — и вперёд, они ж солнца не любят.

Пока возница осматривал карету, оценивая ущерб, Тиффани сидела тише мыши. Но вот наконец он поднял взгляд и заметил остроконечную шляпу.