Платье

– Теперь я предлагаю вам ответить на ряд моих утверждений. Если они, на ваш взгляд, верны, поднимайте над головой правую руку. Если же нет, прикладывайте левую к животу. Готовы? Тогда поехали!

И правда поехали – несколько мгновений спустя весь топ-менеджмент «Ком’Бустера» начал отплясывать макарену топ-уровня под ритм монотонных псалмов нашего гуру.

В этот самый момент Жан-Пьер чувствует, как его одолевает невероятная усталость. Не без толики отвращения к самому себе.

18 часов 17 минут

– Солнышко? Ты меня слышишь? Я умираю от усталости! Просто умираю!

– Хорошо, мой дорогой.

– Я умираю от усталости, а ты говоришь, что это «хорошо»?

– Что-что?

Какого черта Изабель может делать в ванной в такой час? Это не в ее духе. Она ведь женщина с идеальной организацией. И в санузел наведывается только утром после пробуждения да вечером, в аккурат перед тем, как лечь спать.

Изабель – высокая брюнетка лет пятидесяти, прозрачная кожа которой никогда не нуждалась в чрезмерном макияже. Лишь в паре легких мазков перед схваткой с очередным днем, чтобы стереть их тотчас по его окончании. Именно эта природная красота двадцать пять лет назад понравилась мужчине, которому предстояло стать ее мужем. И нравится до сих пор.

Когда Жан-Пьер делал первые шаги в рекламном бизнесе, Изабель училась на медицинском факультете. А когда он после первой встречи вышел с ней на связь и предложил чего-нибудь выпить, она согласилась – скорее из любопытства, нежели из других побуждений. Что вообще могло от нее понадобиться этому высокому типу в очках, не лишенному шарма, но даже близко не обладающему пылкой чувственностью? Хотя о мыслях в его голове у нее имелись лишь самые смутные представления, в первую очередь ее подмывало желание узнать, как он поведет себя дальше. А повел он себя как самый настоящий недотепа.

– Ты мне в глаз дала… С тех пор он у меня болит… Слушай, ты же ведь у нас из этих… из медиков, может, знаешь хорошего офтальмолога, а?

В качестве романтической завлекалки уловка была так себе, но все же развеселила Изабель достаточно для того, чтобы она согласилась сначала на второе, а потом и на третье свидание. А началась история их любви с поцелуя.

Жан-Пьер был неловок, очарователен и смешон. К тому же казался «парнем что надо». Так Катрин, старшая сестра Изабель, сказала, якобы случайно с ним повстречавшись (хотя на самом деле все было подстроено заранее).

«Твой ухажер – парень что надо».

Изабель была хорошенькой, сообразительной, уверенной в себе. Ее прекрасные черные глаза искрились умом. Причем умом жизнерадостным. Этими самыми глазками она улыбалась. От такого коктейля Жан-Пьер и потерял голову. Коктейль этот манит его и сейчас.

– Я говорю, что вымотался дальше некуда, а ты говоришь, что это «хорошо»?

– В холодильнике!

– В холодильнике? Что в холодильнике?!

– Что-что?

– Я говорю, что вымотался дальше некуда, а ты мне в ответ «в холодильнике»!

– Я тебя не слышу…

Спасибо, но это он уже и без нее понял.

Однако обычно это она обвиняет его, что он пропускает ее слова мимо ушей. В последнее время их жизнь сводится к дружелюбному разговору глухих, зачастую посвященному вопросу о том, кто кого слушает, а кто нет. По ее словам, с течением лет Жан-Пьер все больше теряет память, словно его преждевременно поразила болезнь Альцгеймера.

«Как ваша жена?» – спросил он как-то консьержа их дома.

«Все еще мертва», – грустно ответил тот.

Хотя ему уже не раз говорили, что страж их дома – вдовец. Но мужу Изабель все нипочем, он больше никого не слушает. По ее глубокому убеждению, мужчины не слушают жен, страшась осознать собственную неправоту.

Так что если в двух словах, то эта парочка в той или иной степени ходит по кругу, избегая столкновений. А нередко даже переживая минуты блаженства. Но все равно по кругу. «У нас же все в порядке? Как по маслу, да?» – то и дело спрашивает она. А его каждый раз так и подмывает ответить, что, может, и по маслу, но больше по кругу, однако, утомленный войной, он, дабы не нагнетать ситуацию, решает не говорить ни слова и лишь молча с ней соглашается.

– Да говорю же тебе, я не слышу!

– Ладно, проехали! В любом случае спасибо, теперь я вижу, что моя судьба тебе небезразлична!

– Как обычно! В верхнем ящичке посмотри!

Жан-Пьер возносит к небу глаза. Только вот почему? Из-за несуразностей этого разговора с женой, который и разговором не назовешь? Из-за того, что весь этот кошмарный день его пичкали какими-то мутными знаниями? Или, может, просто в силу пятидесятипятилетнего возраста, который начинает давить на него тяжким грузом? Как же он устал от чувства одиночества. Ощущает себя чуть ли не брошенным, хотя жена от него всего в нескольких метрах – как ни крути, а их разделяют всего две тонкие перегородки парижской квартиры. Но горечи факта это никоим образом не умаляет. Утонув в диванных подушках, он ведет с самим собой безмолвный диалог, вываливая свои горести в пустоту гостиной, обставленной добротной, но без претензий, мебелью. Все как обычно.