Плата за жизнь

Гуров поправил безукоризненной чистоты манжеты, провел пальцем по верхней губе и сказал:

— Думаю усы отрастить, как считаешь?

— Девки от тебя и без усов сохнут. Полагаю — лишнее.

— Будет за чем ухаживать. Кот профессора от меня сбежал. Иногда приходит, но привыкнуть не может, может, чует, что это я его хозяина в узилище упек. Кота нет, так хоть усы будут.

— Ты хоть и гениальный сыщик, а дурак.

— Так я и не скрываю этого.

— Простите, господа, — сказал вернувшийся Ермаков. — Я, честно сказать, Лев Иванович, не вижу смысла в нашей беседе. Но вы — старший, ваша воля.

— То, что ты не видишь смысла, это полбеды, я не вижу смысла — уже беда. — Гуров подмигнул Ермакову и неожиданно спросил: — Лопоухости своей стесняешься?

Даже Крячко обомлел.

— А чего такого? Нормальный вопрос, — Гуров пожал плечами. — Человек с комплексами уязвим, мы должны знать.

— У меня с девушками все в порядке, господин полковник.

— Прекрасно! — Гуров потер ладони, повел мощными плечами. — Влюбчив?

— Есть немного, в определенный тип.

— Хорошо, позже уточним. Давай переходить к главному. Как ты, конечно, заметил, я человек самоуверенный. — Гуров вышел из-за стола.

— Это самое мягкое определение, — вставил Крячко и быстро добавил: — Но и на солнце есть пятна.

— Основной мой недостаток — когда я берусь за дело, то почти всегда дохожу до цели. Сегодня наша цель найти киллера, не наемного убийцу, настоящего, профессионального, на сто процентов законспирированного киллера. Почти наверняка это будет бывший сотрудник, знающий все и вся. Господа министры полагают, что когда мы его выявим, то сможем арестовать. Это есть глупость номер один. Мы не найдем против него улик. Я ставлю себя на его место и понимаю, что никаких улик не оставлял бы, и Крячко не оставлял бы, а киллер не дурее нас. Вывод второй — установив лицо, его можно заставить взять в руки «горячее» оружие, спровоцировать перестрелку и убить. После чего собрать журналистов, показать «горячее» оружие, доказать самооборону и получить значок «Ворошиловский стрелок». Я этого делать не буду, мне это неинтересно. Я хочу выйти через киллера на «пахана», кем бы этот пахан ни оказался. А теперь прикинь, парень, чем такое дело для тебя может обернуться? У тебя есть последний шанс отказаться. — Гуров присел на край стола.

Ермаков молчал. Гуров хлопнул его по плечу.

— Хорошо молчишь, парень, — и поправил ему галстук. — Нам нужен киллер и необходим один жирненький, добренький слуга народа, который дал команду нанять этого киллера. И если мы, друзья, покажем его всему свету, он заговорит, а заговорит он обязательно, потому как силенок не хватит подняться на эшафот одному.

Гуров метался по тесному кабинету и расплескивал ненависть.

— А что я? Почему я? — повторял Ермаков.

— Заткнись! Ты знаешь, почему я вернулся в эту контору? Потому как всю жизнь говорил: пусть лучшие ушли, худшие продались, но на моем участке фронта они не пройдут! Я ушел, получил все, но я бросил свой окоп. Мне стало стыдно бриться, я смотрел в глаза дезертира! Нет, они еще не убили меня! Этому сытому генеральчику нужен киллер? Он его получит, но с таким довеском, что… — Гуров взял в руки стул.

— Лева, неловко классиков мурыжить, но зачем же мебель ломать? — Крячко вынул из стола бутылку коньяка, стакан, ловко выдернул пробку зубами, налил до краев.

— Завязал, — сказал Гуров и выпил одним махом. — Никогда, Артем, не пей на работе, — назидательно произнес сыщик, закурил и продолжал: — Только фраера срываются из-за пустяков. Моя бабская истерика началась после твоих слов: «А что я? Почему я?» Поясняю. Нами заинтересуются сразу, считай, уже заинтересовались. Но это будет этакое вялое любопытство, не более. Однако когда мы наступим на хвост, а мы наступим на него обязательно, в гадюшнике переполошатся. От кого они попытаются получить информацию?

Гуров погасил сигарету, взглянул на Ермакова.

— Видимо, от меня, — ответил лейтенант.

— Видимо, — усмехнулся Гуров. — И чем жестче мы наступим, тем бесчеловечнее они будут действовать. Когда похлебка закипит, я постараюсь тебя от котла отсечь, чтобы они к тебе интерес потеряли, но человек лишь предполагает. Позже мы с тобой прокачаем ситуацию на случай твоего захвата. А сегодня давай думать, как жить сегодня. Разговоры в коридорах, буфете, обычная прочая министерская болтовня. Чем мы занимаемся? Ты не знаешь. Коли очень допекут, ты полагаешь, что мы, — Гуров указал на Крячко, — пытаемся найти нечто общее в убийствах за последний год. Как ты к нам относишься?

— Как любил повторять мой учитель и друг: следует говорить правду, правду, одну лишь правду, — сказал Крячко.