– Я объяснял, что ты имеешь. – Конкин указал на лежавшее на столе “дело”. – Мне чужого не надо, своего хватает. Я просил этих молокососов позвать полковника Гурова. Они, видите ли, такого не знают. Начальник отдела, сыщик, брал меня. Недавно.
– Неправда. Гуров давно на Петровке не работает, – сказал Гойда.
– Давно? – Конкин наморщил лоб, зашевелил губами. – Так, я отсидел, на воле три года, да уж лет восемь минуло. Время течет. – Он вздохнул. – А вы Гурова знаете?
– Допустим.
– Устройте мне с ним встречу, я с Гуровым переговорю, начну давать показания.
– Вы сотрудничали? – спросил Гойда.
– Я никогда на ментовку не работал! – Конкин обернулся на конвойного, стоявшего у дверей. – Все менты сволочи, но Гуров человек.
Гуров и Крячко сидели за своими столами, то есть друг против друга, молчали, поглядывали без симпатии.
– Хорошо... – Крячко подвинул к себе тонкую папочку, открыл. – Начнем от печки. Ты назвал девять человек. Я в твои расчеты и интуицию верю. Мы провели поверхностную проверку, какую смогли. Установлено, пятеро из девяти живут на ментовскую зарплату, сводят концы с концами. Согласен, дураку ясно, располагая деньгами, такой цирк в быту не устроишь. Остаются четверо, у которых деньги в жизни проглядывают. Но ведь это ничего не доказывает. Деньги могут поступать от родителей, иных родственников, побочных заработков.
– Уймись, с тобой никто не спорит, – сказал Гуров. – Я лишь продолжаю утверждать, что Иуда – один из этой четверки. Мы должны его выявить, арестовать, судить.
– Должны, – согласился Крячко. – Люблю это слово, я с ним родился, с ним меня похоронят. Как выявить? Допустим, ты сумеешь. Как доказать? Что нести в прокуратуру и в суд?
Зазвонил телефон. Гуров снял трубку:
– Слушаю.
– Лев Иванович? Здравствуйте, Гойда из прокуратуры...
– Приветствую, Игорь Федорович, легок на помине, только что здесь произнесли слово “прокуратура”.
– Надеюсь, доброжелательно?
– Пес с котом всегда любили друг друга. Игорь, выкладывай, зачем менты понадобились?
– Сидит напротив меня гражданин. Взяли его твои коллеги с Петровки с поличным. А гражданин давать показания отказывается. Уперся рогом, твердит, мол, пока с полковником Гуровым не увижусь, слова не скажу. Лев Иванович, дорогой, ты представляешь, какая мне морока?
– Кто такой?
– Конкин Михаил Сергеевич...
– Какой масти, когда я его брал... Конкин... Конкин...
– В настоящее время он человека убил. А в прошлом...
– Подожди, узнай, не Жук ли его кликуха? – Гуров, ожидая ответа, усмехнулся. – Крестник вызывает на помощь.
– Лев Иванович, – отозвался Гойда, – вы угадали, тот самый.
– Я не угадал, а вспомнил, – буркнул Гуров. – Чего ты хочешь? Чтобы я подъехал?
– Буду крайне признателен.
– Хорошо, ждите. – Гуров положил трубку. – Правы люди, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
– Любят тебя уголовники, – ехидно заметил Крячко.
– Я душевный, уголовник – человек ранимый, чувствительный. Не то что менты! Гуров вышел, хлопнув дверью.
Когда Гуров вошел в кабинет следователя, Конкин встал, сказал:
– Здравия желаю, господин полковник, узнаете? Гуров глянул, пожал Гойде руку, присел на диван, посмотрел на преступника внимательно, вздохнул:
– Ты у меня не единственный.
– Разбой, в Сокольниках! – сказал Конкин так радостно, словно напоминал о счастливом событии.
– Дело-то я помню, фамилию и кличку, а при встрече узнал бы вряд ли.
– Наговариваете на себя. Лев Иванович, – льстиво сказал Конкин.
– Ну, вы тут беседуйте, вспоминайте молодость, а я схожу в буфет. – Гойда поднялся из-за стола и вышел из кабинета.
Гуров занял место следователя, сказал:
– Ну, ты звал меня. Выкладывай.
– Лев Иванович, скажите, что за пацаны в МУРе обосновались? – Конкин возмущенно всплеснул руками.
– В МУРе, как везде, люди разные. А вы без эмоций, изложите факты.
– Третьего дня, в понедельник, – начал Конкин, – я зашел к знакомому, ныне покойному, вору. Мир его праху. – Он перекрестился. – Теперь наши дела отпали и не интересны. Ну, сидим, выпили. Я и не знал, что Муха, кликуха его, ширяется, наркоман то есть.
– Можешь не переводить, я понимаю, – усмехнулся Гуров.
– Вам бы не понять! Вы все понимаете, Лев Иванович. Да, время, поначалу не приметил, сейчас вижу. Виски-то у вас того, словно инеем припорошило.
– Это от безделья. Вы остановились на том, мол, не знали, что Муха наркоман.
– Не знал, мы корешами не были. Выпили бутылку на двоих, я принес. Как пузырек кончился, я говорю: двигай в палатку. А он, падлюга, отвечает, что обойдемся, так закайфуем. Достает пакетик с белым порошком, шприц, ну, я не вчера родился, говорю, мол, я не ширяюсь и не советую. Ну, он меня послал, приготовил дозу, ширнулся. Мне бы, мудаку... Простите, господин полковник.
– Двигай дальше. – Гуров закурил, дал сигарету Конкину. – Давай, давай, мне деньги платят за то, что я вас выявляю и задерживаю, а не исповеди выслушиваю.