Пластинка из развалин Керкинитиды

Я погрузился в мирские дела. Не к чему было утруждать себя чтением непонятного текста, если жизнь окружала меня радостью неиспытанных прежде наслаждений. Купольный зал, предназначенный для торжественных церемоний, я превратил в место пиршеств и театральных представлений. Лучшие артисты - музыканты и танцоры, собранные со всей страны, показывав здесь свое мастерство для одного меня - истинного знатока и ценителя искусств. Лучших из танцовщиц я оставлял жить во дворце и делал их своими женами. Я снаряжал небольшие хорошо вооруженные отряды, отправлял их в самые дальние уголки страны, а также к вреллам, и они привозили мне новых женщин,

Другим развлечением - оно доставляло мне не меньшую радость - была возможность проявлять свое могущество. Захваченных в плен вреллов, я, по настроению, либо отпускал на свободу, - либо велел обезглавить при мне. Я допускал на это зрелище лучших из моих жен, а также военачальников, преданных мне. А военачальники все были преданы мне: прежних я заменил новыми. Я находил их среди людей не знатных, но честолюбивых. Я давал им власть, и они знали, чем обязаны мне, и понимали, что могущество их ограничено сроком моего правления.

Все эти сцены возникали туманно, я едва мог вспомнить их. Они как будто и в самом деле происходили с моим двойником, но я не видел их четко, как первую - церемонию коронования. Зато следующий эпизод из жизни императора вспоминался яркой, зримой картиной, словно все это происходило со мной, а не с тем предком.

Тот же самый зал, где меня короновали. Я сижу на своем троне. Позади в освещенной пустоте потрескивают факелы. Я ощущаю безмолвное присутствие воинов, спрятанных в нишах. На полукруглых скамьях сидят старейшины. После того как полнота власти передана мне, они собрались здесь впервые. Каждым своим нервом я чувствую сдержанное волнение, заполнившее сумрачную пустоту купола. Старейшины тихо переговариваются. Сотни взглядов устремлены на меня. Я чувствую плотное кольцо ненависти, окружившее меня. Мне страшно. Тоскливая холодная пустота наполняет сердце, и только потрескивание факелов, возле которых застыли стражники, немного успокаивает меня.

Я знаю: старейшины собрались, чтобы отнять у меня корону! Пока она еще на мне, но это уже последние минуты, когда сладостно мягкий мех ласкает мою голову.

Минуты ожидания длятся нескончаемо. Кое-кто из старейшин должен начинать первым. Кто?! Я смотрю на Бреттия: старик сидит в первом ряду, во всей позе его чувствуется старческая немощь. Он поднимает на меня усталое и гневное лицо, словно хочет крикнуть мне: "Подлец! Развратник, обманувший нас!"

Бреттий мне не страшен - я буду рад, если собрание начнется бранным потоком'его ненависти. Но старик сдерживает гнев и опускает голову.

С третьего ряда поднялся Лубиний - человек со шрамом, он получил его в сражении с вреллами. Лубиний идет к трону молча, напряженной походкой хищника. Кожаные подошвы его сандалий щелкают по каменным плитам. Он поднимается на возвышение и останавливается на две ступени ниже трона - так полагается по этикету. Складки просторного его плаща вздрогнули от резкого взмаха рук и обозначили меч, подвешенный на поясе.

- Старейшины, избранные народом Бойекунуйи! - говорит он, склоняя голову перед собранием. - Властитель! - поворачивается он ко мне и отвешивает земной поклон.

Проклятая хитрая лиса - пока он соблюдает все нормы этикета.

- Настало время, - продолжает Лубиний, - обсудить положение в стране и установить границы разделения власти между собранием старейшин и Властителем. Два года прошло с тех пор, как решением собрания на трон возведен самый достойнейший - Бруннан. Два года не собирались мы вместе, доверив власть Бруннану. Мы знали его мудрым и справедливым, но бремя власти оказалось непосильным для него и помутило его разум.

Речь Лубиния была длинной. Он перечислил совершенные мною бесчинства и ошибки, но говорил все это так, словно оправдывал меня, а вину за мои пороки принимал на себя. Тем убийственней и беспощаднее получилась оценка моих деяний. Я понимал: после такой речи и без того враждебно настроенное собрание лишит меня власти. И, может быть, именно Лубиний займет мое место. Нужно было что-то предпринимать.

В разгар его речи я встал с трона. Лубиний замолк. Я распахнул свой плащ - под ним ничего не было, кроме набедренной повязки.

- Великие и мудрые старейшины! - сказал я. - Древний закон предписывает являться на собрание без оружия, дабы угроза силы не могла повлиять на решение старейшин. А так ли поступил Лубиний? Не нарушил ли он закон предков? Могут ли быть чисгы намерения человека, который тайно принес с собою меч?

Я видел, как смутился Лубиний. Возмущенно зароптало собрание.

- Пусть Лубиний откроет свое тело! - раздались выкрики с разных сторон зала.

Я ликовал: когда собрание увидит, что Лубиний пришел с мечом, гнев старейшин обратится на него, и цена его разоблачении наполовину померкнет.

Лубиний медлил.

- Открой свое тело? Мы хотим знать, чисты ли твои намерения? - требовало собрание.

Лубиний поднял руку, и выкрики смолкли.