Другие тоже постарались приободрить отставшего, но не голосом, так что Таул их не слышал.
Метрах в десяти от вершины Пардел остановился, чтобы перевести дух, и поднял голову. При этом он усмехнулся, словно говоря: «Ну что, видели? Не такой уж я и старый!».
Тут его рука дрогнула и соскользнула с выступа. Пардел постарался ухватиться за него снова, но было уже поздно. Все наблюдали за тем, как он стремительно падает вниз, отчаянно размахивая торчащими из ветхой одежды тощими ногами и руками, в облаке пыли, под грохот камней.
До самого дна он не спустился, а замер на скалистом выступе. До них доносились его всхлипывания и стоны.
Другие заговорили с ним. Таул видел, как они озабоченно переглядываются между собой.
– Вслух. Голосами, – напомнил он.
– Извини, Таул, – сказал Калио. – Я забыл.
– Что же теперь нам делать? – спросила Арния дрожащим голосом.
– Придется оставить его здесь, – ответил Котте. – Помочь мы ему ничем не сможем. Он наверняка переломал все кости.
– Но нельзя же вот так взять и бросить его! – воскликнула Арния.
– Мы же бросили Силат, – возразил Котте. – Слабое звено…
– Мы ее не бросали. Она сама решила вернуться, – сказала Арния.
– Без разницы, – стоял на своем Котте.
Пожав плечами, он пригладил свою маску в том месте, где она немного отошла, намокнув от пота.
Калио вопросительно посмотрел на Таула, и тот вздохнул.
– Ну ладно, – нехотя сказал он, снял винтовку и протянул ее Котте.
Котте посмотрел на оружие с опаской, не спеша брать его в руки.
– Просто подержи немного вместо меня, – сказал Таул. – Без него мне будет легче передвигаться.
Котте все-таки взял винтовку, но держал ее крайне осторожно, словно опасаясь, что скрытая в ней жестокость каким-то образом передастся и ему.
Таул полез вниз, к Парделу. Спуск занял некоторое время, потому что двигаться вниз было труднее, чем наверх. Жар конца времен, когда моргнул Бог, преобразил камни, и поверхность скал была очень хрупкой и крошащейся.
Таул постоянно слышал, как Пардел зовет на помощь. И ощущал его призывы. После того как ради выполнения поставленной перед ним задачи скальпели старейшин сделали его необожженным, его разум оглох, и внутренние чувства притупились. Однако какие-то остатки этих чувств продолжали воспринимать боль старика – повышенное давление, биение сердца и ощущение жара, словно за закрытой дверью.
Ноги Пардела действительно оказались сломанными. Как и рука, торчавшая под неестественным углом. Вся его грязная одежда была перепачкана кровью, стекавшей на камни и застывавшей под палящим солнцем. Маска его во время падения порвалась, обнажив его внутреннюю сущность, и перед Таулом предстала бледная, сморщенная красота истинного лица Пардела.
Это было унизительным позором, это нарушало все заветы. Умереть так – с лицом, устремленным в небо, лицом, открытым для падальщиков. Человек должен открывать свое истинное лицо только для Бога.
– Я принесу веревку. Мы тебя поднимем, – сказал Таул.
– Нет, – отозвался Пардел едва слышным вздохом.
Падение лишило его всех сил, и он мог только шептать, хотя разгоравшийся в голове Таула огонь говорил о том, что старик на самом деле кричит.
– Тогда что? – спросил Таул.
– Покой, – прошептал Пардел. – А когда и ты успокоишься, напомни мое имя Богу.
Таул кивнул и осторожно стянул с лица старика порванную маску, стараясь не встречаться с ним взглядом. Поврежденный латекс, когда-то тщательно отлитый по заданной форме, уже не восстановить.
Потом Таул снял свою собственную маску. Он даже не понимал, почему продолжал носить ее, после того как старейшины сделали его необожженным. В этом не было смысла, потому что в Тауле не осталось внутренней сущности, и его истинное лицо не имело значения.
Он прикрепил свою маску к лицу старика. Тот должен умереть с достоинством.
– Как ты это сделаешь? – прохрипел Пардел.
Таул отличался большой силой. Отчасти именно из-за этого старейшины и выбрали его. Он просунул руки под спину Пардела и приподнял его, так чтобы старик сидел. Ноги Пардела задели друг друга, и тот поморщился.
Таул вынул свой нож и положил его на край выступа. Старик посмотрел на нож, решив, что это и есть орудие смерти, и надеясь, что Таул совершит все быстро и уверенно. Пока Пардел смотрел, Таул стремительным движением правой руки переломил ему шею, которая хрустнула, словно сухая ветка. Глаза Пардела тут же погасли.
Таул положил тело старика и подоткнул его рваные одежды, чтобы их не развевал постоянно дующий в каньоне ветер. Попрощавшись, он полез наверх, навстречу остальным.
Взобравшись на вершину и поднявшись на ноги, он заметил на себе взгляды Калио, Арнии и Котте. Котте протянул ему винтовку.
– Пардел затих, – сказал Калио.
– Он ушел, – сказал Таул. – Его путь закончен. Омега.
– Альфа и омега, – пропели все хором.
– Где твое лицо? – спросил Котте.
– Мне оно больше не нужно, – ответил Таул. – Но оно было нужно Парделу.
– Я и забыла, какой ты красивый, – произнесла Арния, разглядывая его.