Планета битв

Машинист, перевязав кочегара, вновь взялся за лопату, но перед этим дернул рычаг гудка и степь огласил торжествующий протяжный свист — победа! «Иблис» уходил на восток…

* * *

После боя человек всегда впадает в странный ступор. Казалось бы, еще несколько минут назад ты стрелял, рубил, бил, с бешено колотящимся сердцем пытался опередить противника, прицелиться и выстрелить первым. Адреналин бушевал в твоем организме, превращая тебя из мирного обывателя в самую совершенную во Вселенной боевую машину. Но вот прозвучал последний выстрел, чиркнул по бронзовой заклепке последний арбалетный болт, сорвалось с губ последнее ругательство — и наступила тишина. Нет, по-прежнему клокотал в паровозном котле пар, гудело пламя, грохотали колеса, но все равно наступила тишина. Особенная, внутренняя тишина. Ее слышат только вышедшие из боя. Победители. Уцелевшие. Те, кому повезло.

Клим сидел прямо на грязном полу, тупо глядя перед собой. Цендорж, оттащив убитого афганца в угол, принялся помогать машинисту, но лопатой монгол орудовал неумело и вяло. Второй кочегар, лежавший тут же, время от времени, постанывая, отпивал глоток воды из носика кувшина, подвешенного к потолку кабины.

На душе у Клима было пусто. Мысли ползли медленно, словно старинные пузатые корабли, какие-нибудь величественные и надменные броненосцы времен Цусимы. И ясно, отчетливо стоял перед глазами человек, подавший сигнал к атаке. Кто он? Почему где-то глубоко в подсознании у Клима зиждется твердая уверенность — он знает этого предводителя прыгуньих всадников. Знает, но никак не может вспомнить.

Потом ему вдруг стало страшно. Нет, не за свою жизнь, жизнь Клима Елисеева, человека свободного и одинокого, а за жизнь мужа и будущего отца Клима Елисеева. Что стало бы с его семьей, если сегодня чей-нибудь остро отточенный арбалетный болт пробил бы ему горло? И что ожидало бы колонистов, всех людей на планете, если бы он погиб и, следовательно, не сумел бы осуществить порученное ему дело? Впервые ощутив такой страх, Клим мгновенно покрылся холодным потом и почувствовал озноб несмотря на то, что в кабине стояла удушливая жара.

– Клим-сечен! Мертвых смотреть надо! — Цендорж, откинув лопату, шагнул к Елисееву, присел рядом на корточки.

– А? Что ты сказал? Да, да, конечно…

Поднявшись на ноги, Клим следом за монголом пошел на тендер. Кучи серого сланца были утыканы болтами так, что казалось, будто бы из груд камня выросли удивительные и одновременно пугающие бронзовые растения, по воле ветра нагнувшиеся в одну сторону.

Трое убитых Цендоржем людей лежали в задней части тендера. Перевернув мертвецов на спину, Клим внимательно осмотрел их, обшарил одежду, проверил оружие. Одурение, охватившее его, мало-помалу отступало, надо было жить дальше. Самым важным на данный момент был вопрос: кто эти люди и почему они напали на паровоз? Одежда и вещи убитых ответа на него не дали. Все было вполне стандартно — кожаные штаны и сапоги, домотканые рубахи. Так одевались практически все на Великой равнине. Оружие тоже оказалось обычным. Ножи из черной бронзы с клеймом Фербиса — такие тут, почитай, у каждого. Арбалеты, хорошие охотничьи арбалеты еще довоенного производства, эту модель выпускал завод Шерхеля. У Клима имелся точно такой же. Наконец, личные вещи: игральные кости, ложки, нитки с иголками, цветные камушки, несколько монет — сычевские «чеканные» талеры. Стандартный мужской набор. Такое может носить с собой и охотник, и пастух, и фермер.

– Скидывать? — видя, что Клим застыл, отложив содержимое карманов всадников, спросил Цендорж.

– Погоди! — неясное предположение заставило Елисеева подойти к одному из мертвецов. Он подсунул лезвие ножа под ворот и вспорол окровавленную рубаху от шеи до пояса. На оголенной груди убитого отчетливо темнела четкая татуировка — изогнувшись кольцом, чешуйчатая змея кусает собственный хвост. Стало понятно, что за кольцо было на груди первого застреленного Климом врага. Быстро разрезав одежду на двух оставшихся трупах, Клим отбросил нож и удивленно присвистнул — получалось, что все всадники носили один и тот же знак. Змеевники. Снейкеры.

– Вот, значит, как. Выходит, бабки-то не сплетничали, — вслух произнес Елисеев и кивнул Цендоржу — можно.

Монгол споро перекинул тела через борт тендера, пробормотал сквозь зубы короткую эпитафию и принялся собирать засевшие в сланце болты — запас карман не тянет.

Вернувшись в кабину, Клим поменял кочегару повязку. Рана сильно кровоточила, пришлось перевязать пробитое плечо натуго. Афганец сквозь зубы плевался и бил ногами. Машинист держал его и нашептывал в волосатое ухо:

– Терпи, браток. Терпи…

Эос вызолотила степь, готовясь кануть за северный окоем. Перекусив и выпив по глотку самодельной водки из походной фляжки Елисеева, распределили вахты у топки. Первым выпало стоять Цендоржу, в полночь его должен был сменить Клим, а за два часа до рассвета «на лопату» вставал машинист. Если в пути их не ждут новые сюрпризы, то утром «Иблис» достигнет крайней точки Западной магистрали…

* * *

Из дневника Клима Елисеева: