Planet Earth

Девять лет прожил Турин в чертогах Менегрота, и все это время сердце и помыслы его были заняты родичами. Иногда он получал от них утешительные вести: Тингол при любой возможности отправлял гонцов к Морвен, и Морвен посылала с ними весточки сыну. И потому Турин знал, что сестра его Ниэнор растет и расцветает, как прекрасный цветок на серых равнинах Севера, и что жизнь Морвен стала полегче. А сам Турин вырос, и стал высоким и могучим мужем, и славился отвагой и силой по всему королевству Тингола. Многому научился он в те годы; жадно внимал он преданиям давно минувших дней; и сделался он задумчивым и немногословным. Белег Могучий Лук часто приходил за Турином в Менегрот, и уводил мальчика в глушь, и обучал его лесной науке, и стрельбе из лука, и бою на мечах (который Турин любил больше всего). Но ремесла давались Турину хуже, ибо он плохо умел рассчитывать свои силы, и часто неосторожным ударом портил всю работу. И не только в этом судьба, казалось, не благоволила к Турину: часто его замыслы рассыпались прахом, и он редко добивался, чего хотел; и друзей у него было мало: он был суров и редко смеялся, и юность его была омрачена тенью. Но те, кто хорошо знал Турина, любили и уважали его, и ему оказывали почет, как приемному сыну короля.

Но один эльф невзлюбил его за это, и чем старше становился Турин, тем больше росла неприязнь эльфа. Эльф тот звался Саэрос сын Итильбора. Он был из тех нандор, что укрылись в Дориате после того, как их вождь Денетор пал на Амон-Эребе, в первой битве Белерианда. Эти эльфы по большей части жили в Арториэне, на востоке Дориата, меж Аросом и Келоном, а иногда переходили Келон и странствовали по пустынным восточным землям. Эти эльфы недолюбливали людей с тех пор, как эдайн прошли через Оссирианд и поселились в Эстоладе. Но Саэрос обычно жил в Менегроте, и король уважал его. Саэрос был горд, и с теми, кого считал ниже себя по положению и заслугам, обходился пренебрежительно. Он был другом менестреля Даэрона, ибо и сам искусно слагал песни, и не любил людей вообще, а родичей Берена Эрхамиона — в особенности.

— Не диво ли, — говорил он, — что в наш край открыли путь еще одному отпрыску этого злосчастного народа? Неужто первый причинил Дориату мало вреда?

И потому Саэрос косо смотрел на Турина и на все, что тот ни делал, и говорил о нем лишь дурное; но он высказывался обиняками и умело прятал свою злобу. Встречаясь с Турином наедине, Саэрос говорил с ним свысока и открыто выказывал свое пренебрежение. Он сильно надоел Турину, но юноша долгое время ничего не отвечал на оскорбления Саэроса, ибо тот принадлежал к знати Дориата и был советником короля. Но молчание Турина раздражало Саэроса не меньше его слов.

В тот год, когда Турину сравнялось семнадцать, печаль охватила его с новой силой, ибо в это время он перестал получать вести из дома. Власть Моргота росла с каждым годом, и теперь тень его накрыла весь Хитлум.

Несомненно, он был неплохо осведомлен о делах родичей Хурина, и на время оставил их в покое, чтобы вернее исполнить свой замысел; но теперь он выставил — именно за этим — неусыпную стражу на всех перевалах через Тенистые горы, так что и уйти из Хитлума, и пробраться туда можно было, лишь преодолевая величайшие опасности, а у истоков Нарога и Тейглина и в верховьях Сириона кишели орки. И однажды посланцы Тингола не вернулись, и больше он никого не посылал. Он вообще старался не выпускать никого за пределы хранимых земель, и тем, что король отправлял своих воинов к Морвен в Дорломин опасными дорогами, он проявил величайшее расположение к Хурину и его роду.

Тяжело было на сердце у Турина, ибо не знал он, какое еще зло подстерегает его семью, и боялся, что с Морвен и Ниэнор случилось недоброе; и много дней просидел он молча, размышляя о гибели дома Хадора и людей Севера. Потом встал он и пошел к Тинголу; и нашел его с Мелиан восседающими под Хирилорн, гигантским буком Менегрота.

Тингол взглянул на Турина с изумлением, ибо внезапно вместо своего приемного сына увидел перед собой незнакомого человека: высокого, темноволосого, с глубокими глазами на бледном лице. Тогда попросил Турин у Тингола кольчугу, меч и щит, и потребовал отдать ему Драконий Шлем Дор-ломина, и король вручил ему все, что хотел он, сказав:

— Я дам тебе место среди моих витязей-меченосцев; ибо меч будет твоим оружием. И ты можешь, если хочешь, вместе с ними испытать свои силы в войне на границах.

Но Турин ответил:

— Сердце зовет меня за пределы Дориата. Я

более желаю напасть на Врага, чем охранять границы.

— Тогда придется тебе отправиться одному, — сказал Тингол. — Ибо я распоряжаюсь своим народом в войне с Ангбандом по своему разумению, о Турин сын Хурина. Не стану я теперь посылать воинов Дориата за пределы своей страны; и не знаю я, когда настанет время сделать это.

— Но ты, сын Морвен, можешь уйти, если хочешь, — сказала Мелиан. — Завеса Мелиан не удерживает тех, кто явился сюда с нашего разрешения.

— Разве что мудрый совет остановит тебя, — добавил Тингол.

— Каков же твой совет, государь? — спросил Турин.