Пламя зимы

Несмотря на предупреждение, которое я получила, нечаянно услышав разговор придворных дам о том, что Бруно хорошо разбирается в женщинах, и вопреки его открытому признанию в моем присутствии о своем желании отделаться от мужчин, я совершенно потеряла бдительность. Только случайность спасла меня от того, чтобы я очертя голову не попала в любовную ловушку, которую он устроил. Он устроил? А может я сама ее устроила, а Бруно только открыл ее? Именно я предложила ему снять одежду; он только использовал мое чувство собственного достоинства (но разве это не излюбленное оружие дьявола?), чтобы привлечь меня к себе, даже после того, как я увидела, что его столб выпрямлен, а его плоть обнажена в похоти. Я никогда не видела мужчину в таком состоянии раньше, но знала, что это значит, так как прежде наблюдала половое возбуждение у животных самцов.

Но Бруно не животное; он чертовски умная бестия. Он не позволит мне выбросить из головы то, что я увидела, но заострит мое внимание на этом торчащем копье, отводя любую боязнь, которую я могла бы почувствовать и вызывая мое желание рассмеяться (Красноголовый Господин Джон, в самом деле!), поскольку говорил об этой части своего тела как об отдельной личности со своими чувствами и желаниями, не касающимися его. Таким образом, вместо того, чтобы убежать и спрятаться, испытывая отвращение к этому распухшему столбу, я пододвинулась к нему, находя Господина забавным.

Я вновь ощутила тепло и дрожь внутри. Возможно, я даже поняла тогда, что это не страх, а желание, но мной слишком овладело любопытство, чтобы предостеречься, настолько, что мне пришлось прижать руку к ребрам Бруно, чтобы удержаться и не дотронуться до Красноголового Господина Джона.

Дьявол! Бруно знал, что я чувствовала, я в этом уверена. Он наклонился и поцеловал меня в нос. Это была обезоруживающая ласка, полная теплоты и нежности. Но это было также любимым проявлением нежности отца, когда я находилась рядом: счищала грязь с его одежды или просто смотрела на что-нибудь, что он держал. Если бы не это, несомненно, Бруно овладел бы мной и на том же месте. Но паутина, которой он опутывал меня, разорвалась, и я отскочила от него.

Дьявол! Он был достаточно умен, чтобы не преследовать меня, и вновь сделал вызов моей гордости, пытаясь погасить страх, который я испытывала уже не перед ним, а перед собственной возрастающей страстью. Как дурочка, я стояла перед ним, откровенно реагируя на предлоги, которые он придумывал, чтобы соблазнить меня. Так я позволила вновь опутать себя, поскольку он отложил проблему нашего совокупления, как будто потерпев поражение, и затем, пока я все еще была ослеплена своей гордыней, он бросил вызов моим женским способностям, спросив, кажется с презрением, смогу ли я подготовиться к поездке за один день.

Указав на вещи, которые он упустил из виду или сделал вид, что упустил, и обрадовавшись, что я смогу ехать верхом на своей лошади, а не трястись в повозке, как служанка, я совсем забыла, как он вызвал у меня желание. Не задумываясь, я устремилась к нему, надеясь найти поддержку, как вдруг меня поразил страх того, что в Улле на меня обрушится больше страданий, чем я смогу выдержать. Мне казалось, что все порочные мысли, которые он внушил мне, исчезли, – но только до тех пор, пока он не начал распускать шнуровку моего платья. В том, что он делал, не было и намека на желание Господина, но меня вновь охватил этот порочный теплый трепет. На этот раз у меня было достаточно сил, чтобы убежать, а эта бестия отвернулась от меня и быстро заснула, еще прежде, чем я потушила свечи и ночник.

Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы, пролежав некоторое время без сна все еще разгоряченной и испытывающей желание, удержаться и не двинуть его ногой в спину так, чтобы столкнуть с кровати. Я просто предвкушала удовольствие, воображая его внезапное пробуждение, его возглас удивления, а возможно, и боли, если он ударится ушибленным боком. Я даже начала думать, что это стоило бы порки, которую он мне неминуемо устроит. А что, если вместо того, чтобы поколотить меня, эта бестия все поймет? Если он поцелует меня в губы, чего папа никогда не делал, хватит ли у меня разума и сил или я уступлю любопытству своего предательского тела?