– Моего отца и брата нет в живых. Они погибли при осаде Уорка. Улль принадлежит короне.
Он выглядел потрясенным и огорченным, но не мог отвечать, потому что мы продвинулись к головной части ряда и вынуждены были встать порознь. Когда мы снова сошлись, он сказал:
– Горюю вместе с вами, но не могу сейчас ничего сделать для Улля.
Я кивнула. Условия договора были не настолько благоприятны для Шотландии, как описывал Бруно. Нортумбрия и Камбрия не отдавались полностью на откуп королю Дэвиду. Взамен его сын принц Генрих делался заложником этих земель, переходя в вассальное подчинение английскому королю, так что Стефан будет контролировать любое их движение. Даже я могла понять, что Генрих, который должен поклясться быть верным вассалом, не осмелился бы – по крайней мере, на этот раз – восстановить в правах ни одного человека, лишенного их за участие в восстании против Стефана.
Мы совершали последние повороты и поклоны танца, пока эти мысли пробегали в моей голове, и вот король Дэвид взял мою руку для финального поклона и реверанса.
– Я мог бы предложить вам стать фрейлиной моей жены, – начал он, но я покачала головой.
– Я замужем сир, за сэром Бруно Джернейвским, рыцарем-телохранителем короля Стефана.
Он изумленно посмотрел на меня и затем медленно кивнул.
– Если у вас все хорошо, я рад, – сказал он. – Но я не забуду вас, леди Мелюзина, и я постараюсь сделать для вас все, что в моих силах, если вы нуждаетесь в моей помощи.
Он поцеловал мою руку, а я в последний раз сделала низкий реверанс. Тут я увидела королеву и поймала взгляд ее черных глаз. Ее лицо ничего не выражало, и было слишком поздно раскаиваться, но я имела время поразмыслить о том, что я скажу, пока она не призвала меня. Королева сидела в ложе и долго держала в ожидании – не для того ли, чтоб за это время дать разрастись моему страху? Наконец, она спросила, зачем король Дэвид пригласил меня танцевать.
– Он сказал, что выбрал меня, ибо никогда не забывал прелестную женщину, которая танцует так грациозно, – ответила я. – Я танцевала с ним несколько лет назад в Карлайле. Я рассказала ему о гибели моего отца и брата в Уорке и о том, что я была лишена прав…
– Ты весьма дерзка, – спокойно промолвила Мод.
– Не так дерзка, мадам, – вздохнула я. – Но я не могла допустить, чтобы он остался с мыслью, будто папа и Дональд дезертировали, когда он проигрывал. – Я вытерла слезы и встретила ее взгляд. Мы ничего не сказали друг другу о цене лжи. – Он предложил мне место фрейлины при своей королеве, но это не то, что я хочу.
ГЛАВА 19
Бруно
Неизвестно отчего, я почувствовал опасность, хотя все вроде шло хорошо. Лидс пал к нашим ногам, уповая на милость победителя, которая была щедрой, так как мы понесли совсем небольшие потери. Наш набег в Шотландию не ослабил королевских войск, хотя и незаметно было, чтобы мы чего-нибудь добились. Людлов сдался, а Стефан спас принца Генри от смерти или плена, освободив после того, как один из защитников крепости крюком стащил его с лошади. Еще прежде принц был найден Стефаном и это проявление преданности сулило благо для сохранения соглашения, несмотря на мою неприязнь к нему. А если бы оно было сохранено и на севере был бы мир, то укрепилось бы влияние Стефана и на юге.
И отношение короля ко мне не изменилось, когда я излагал свои мысли об условиях мира, предложенных им королю Дэвиду. Он был так же добр, как всегда, и сказал, что понимает мой страх, что те, кого я люблю в Джернейве, могут пострадать, поскольку всегда противостояли шотландцам. Но мою кровь студил не страх за Одрис и Хью. Принц Генри, который стал бы их правителем, не был мстительным, и не упрекнул бы Хью за преданность, а король Дэвид не заставил бы сына поступать непорядочно: он был хорошим человеком. Кроме того, пожалование Генри графств Нортумбрии и Камбрии затруднялось ограничени ями, запрещающими любые изменения в собственности тех, кто владел землями от имени Стефана, а также и законами и обычаями, которые действовали в этих графствах.
Я чувствовал некоторую тревогу относительно реакции графа Честерского. Он давно заявлял о том, что Камбрию король Генрих несправедливо отнял у его отца и что его верность опирается на то, чтобы заслужить у Стефана возвращения этих земель. Он настаивал на этом возвращении на Рождественском суде и я помню, как Стефан успокаивал его ласковыми словами. Но если бы Честер принял эти слова, как полуобещание, он рассердился бы еще сильнее.