Пламя зимы

Похоже, этот злой вопрос почему-то понравился Бруно, и он улыбнулся мне.

– Я хочу получить его честно, – сказал он, а затем рассмеялся над моим презрительным фырканьем. – Сожалею, но у меня нет женской целеустремленности в решении проблем. Я страдаю от мужской ранимой совести и должен ее успокоить.

– А бесшабашное напрашивание на скандал успокоило ранимую совесть? Я удивлена, почему ты еще не заставил сэра Джайлса схватиться за меч, не ткнул его носом в каждую упавшую с телеги ежевичину, не помог ему сосчитать все оставшиеся на поле стебли колосьев, так чтобы он мог увидеть, сколько зерна отсутствует.

Он опять засмеялся:

– Я позволил этой тупой собаке врать, потому что знал, что мне пришлось бы поступить так, как ты сказала, если бы он поехал с нами. Но его повторный отказ составить нам компанию, я думаю, можно использовать, чтобы убедить короля, что он не очень-то усердный управляющий.

Вначале я хотела обратить внимание Бруно на то, что устраивание подобной ловушки для сэра Джайлса, который сразу показался нам ленивым и глупым, ненамного честнее, чем то, как я сначала скрывала стоимость Улля, но потом не стала этого делать. Бруно действительно был слишком честным. Он бы указал на странности управления Уллем, если бы сэр Джайлс проявил какую-нибудь заинтересованность. Почему бы не использовать и эту нехватку интереса, если представилась такая возможность? Бруно также слишком честен, чтобы поначалу вступить со мной в сговор и держать в неведении сэра Джайлса, а потом предать меня. Это позволило мне свободно и всерьез говорить с ним о ценности земли и свежей рыбы, которую можно было ловить в изобилии в наших озерах.

– Сейчас, – подытожила я, – мы имеем немногим более того, чем нам понадобилось бы, чтобы жить в достатке, но спустя какое-то время, когда остальные поместья начнут приносить доходы и не будут нуждаться в поддержке, Улль может быть богатым.

– Но только если не будет войны, – сказал Бруно.

– Боже упаси! – воскликнула я. – Король Генрих совершил всего лишь одно нападение. Король Стефан уже был здесь. Молю Бога, чтобы одного раза ему тоже хватило.

Бруно так пристально наблюдал за мной, что я начала чувствовать себя неловко, но он разразился смехом над моим последним замечанием.

– Я тоже надеюсь на это, честное слово. Я больше никогда не хочу ползать по твоим дорогам с армией.

Когда мы добрались до вершины холма, он протянул руку и дотронулся до моей. Тонкий слой почвы был полностью смыт, и скала обнажилась. Ветер холодил и покалывал кожу, как острие клинка. Солнце превратило поток Улльсуотера и впадающие в него ручьи в украшенную драгоценными камнями ленту, а на востоке позолотило дальние утесы. Бруно остановился, и я придержала Кусачку.

– Тебе нечего бояться того, что я предпочту заполучить более богатую землю, – твердо сказал Бруно. – Я не жажду богатств. Я привык к скудной земле, которую другие называют бесплодной. – Его губы искривились, когда он перевел взгляд с блестящих вод Улльсуотера вдаль, на горы, на которые нам еще предстояло взобраться. – Возможно, не к такой скудной, как Улль, но зато и не такой красивой.

Затем мы продолжили путь, и я была счастлива. По правде говоря, я совершенно забыла, что сэр Джеральд находится в Визе. Я просто не думала о нем. Мы выбрались из лесу и с самой вершины в течение некоторого времени смотрели вниз на двор замка в Визе. Я видела движение и смутно слышала голоса, но они не вселяли в мое сердце страха, а когда Бруно посмотрел на меня, я улыбнулась и сказала:

– Немногие навещают Виз. Вероятно, они думают, что это сэр Джайлс. Но если они спешат спрятать бочонки с рыбой, в столь поздний час, то я сдеру с них шкуру.

Я была несколько раздосадована тем, что Бруно не ответил мне. Теперь, когда я во всем созналась и он признал, что не следовало утаивать большинство доходов от сэра Джайлса, притворяться было неестественно и глупо. Но когда мы проехали узкие поля и увидели несколько мужчин и женщин, стоявших у ворот, я почувствовала беспокойство. А что если Бруно поймет, что они уже знали о моем возвращении в Улль?..

Они вскрикнули, увидев меня, а одна женщина прильнула к моей юбке, рыдая и благодаря Бога, что я вернулась. Она была главной ткачихой и пользовалась маленьким домом, собственным слугой и прочими привилегиями в поместье. Думаю, я нравилась ей, но старалась она, конечно же, ради восстановления своей прежней жизни.