Пламя одержимости

Это был заключительный день семинара — обсуждение темы второго крещения. Двое из гостей к этому времени уже уехали, измотанные бесконечными религиозными диспутами. Моисея это ничуть не волновало — за участие-то они заплатили. Вообще-то сейчас ему было совершенно начхать и на большинство своих последователей, которые, затаив дыхание, внимали ему. Конечно, он хотел, чтобы они слушали, желал укрепить их дух, напомнить им об их священной миссии… Но на самом-то деле обращался он в основном лишь к одному из своих слушателей. Вернее, слушательнице. К Дилайле Экерт.

Теперь Моисей знал о ней гораздо больше, получив подробные отчеты от своих последовательниц. Мириам и Гретхен снабдили его длинным списком тем, которые они с ней обсуждали. Анна передала ему все, что дочь Дилайлы рассказала ей о своих родителях. Роуз, которая на время лекций забирала телефон Дилайлы, предоставила ему подробный отчет о переписках гостьи по электронной почте и в мессенджерах, истории онлайн-поиска и телефонных звонков. Вероятно, теперь он знал о Дилайле даже больше, чем она сама.

— «Служите Господу, Богу вашему, и Он благословит хлеб твой и воду твою», — произнес Моисей, стараясь, чтобы это прозвучало размеренно и неторопливо. — «И отвращу от вас болезни. Не будет преждевременно рождающих и бесплодных в земле твоей; число дней твоих сделаю полным»[15].

Два года назад у Дилайлы случился выкидыш, и это до сих пор тяжелым камнем лежало у нее на сердце. Он намеренно добавил в свою проповедь цитату о преждевременно рождающих и родах, равно как и не забыл затронуть темы ответственности матерей перед своими детьми и порочности мужчин, помыкающих своими женами.

В бесконечную проповедь, сотканную для того, чтобы соблазнить одну-единственную женщину… На самом деле не имело значения, что именно он говорил, но все эти слова прозвучали в его речи. Преждевременные роды, жестокое обращение, порочные мужья, страх, защита, дети, духовная общность, забота… То, чего она жаждала, и то, что хотела оставить позади.

Вообще-то Моисей никогда не испытывал трудностей с подобными выступлениями. У него была почти фотографическая память, и он мог с легкостью зачитывать наизусть целые главы из Библии. И с такой же легкостью предлагать слушателям свое собственное их видение и интерпретацию. Опыт подсказывал ему, насколько это благодатная почва — измученная от хронического недосыпа аудитория, убаюканная длинной проповедью. Людские сердца в этом случае куда более доступны и открыты мудрости.

Моисей вновь пересек комнату, остановился посередине и повернулся к своим слушателям, продолжая цитировать книгу Исхода. Глаза у Дилайлы остекленели, блокнот у нее на коленях был открыт, но ручка безвольно лежала в пальцах. Она ничего не записывала уже больше двадцати минут. Казалось, почти впала в транс.

Это было как раз то, чего он ждал.

Моисей повысил голос, оставив свой медленный размеренный тон, и громко провозгласил:

— И Библия подсказывает нам, как следует поступать с этими нечестивыми людьми! В Евангелии от Матфея говорится: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его. Он будет крестить вас Духом Святым и огнем»[16]!

* * *

Сидя в зале, Дилайла смотрела на мир словно сквозь густую дымку.

Она пыталась слушать — и вправду пыталась. И проповедь Моисея заинтересовала ее. У него много чего нашлось сказать о том, что ее волновало. О том, чего ей самой хотелось. О чем она никогда ни с кем не говорила. Эта речь буквально загипнотизировала ее. В течение первого часа Дилайла лихорадочно строчила в своем блокноте, заполняя страницу за страницей.

Но потом навалилась усталость. Прошлой ночью они тоже легли спать очень поздно и опять встали в половине шестого. Дилайла надеялась на перерыв, однако Моисей продолжал говорить, и все в благоговейной тишине внимали. Поэтому она тоже заставила себя слушать дальше, но слова накладывалась друг на друга, сливаясь воедино и образуя какой-то странный, успокаивающий туман. Вскоре ее разум очистился от мыслей о затекших от долгого сидения руках и ногах, усталости и тревоги по поводу того, что завтра должен вернуться Брэд.

Казалось, что впервые за долгие годы Дилайла полностью расслабилась. Она была окружена людьми, которые обожали ее и ее детей.

В комнате было тепло, и ее распухшие пальцы не болели, хоть она и конспектировала без остановки. Дилайла почти парила в воздухе.

И тут вдруг что-то проникло сквозь окутавшую ее дымку. Страстный, вдохновенный голос. Это был Моисей.

— Он будет крестить вас Святым Духом и огнем! — Моисей воздел вверх руки, глаза его сверкали.

Люди вокруг нее подались вперед, выкрикивая:

— Аминь!

Сердце Дилайлы бешено заколотилось от возбуждения. Дыхание у нее участилось, кожу покалывало.

— «Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым»[17]!

— Аминь!

Некоторые теперь стояли, тоже воздев руки к потолку. Дилайла встала, даже не заметив этого, как будто некая могучая сила неодолимо тянула ее вверх.