Пламя одержимости

Эбби внимательно посмотрела на мужчину на экране. Лет шестидесяти, грузного, с растрепанной темной бородой.

— Я не знаю… он мне незнаком.

Моисей несколько раз кивнул, после чего отвернулся от мужчины и жестом подозвал к себе Анну. Та шагнула вперед, тоже заговорив с ним. Он сжал кулаки, что-то ей сердито выговаривая и глядя почти прямо в объектив камеры.

— Как думаете, есть в Бюро кто-нибудь, кто умеет читать по губам? — спросила Эбби.

— Не исключено, — отозвался Тейтум. — Сейчас проверю.

Анна что-то ответила. Что-то в позе Моисея изменилось. Анна проводила его к машине, припаркованной в нескольких ярдах от них, белой «Тойоте Королла». Огляделась по сторонам, затем открыла багажник и отступила на шаг. Из-за угла установки камеры внутренность багажника не была видна. Моисей неподвижно стоял перед его открытой крышкой, чуть ли не как загипнотизированный. Потом наклонился вперед и что-то поправил внутри, вроде как разговаривая сам с собой.

Нет. В его движениях и позе было что-то такое… Он не был похож на человека, разговаривающего с самим собой.

— Вот черт… — прошептала Эбби.

— В багажнике кто-то есть, — сказала Зои, озвучивая ее мысли.

Глава 47

Гул автомобильного мотора так долго окутывал Дилайлу — оглушительный, невыносимый, отдающийся вибрацией в стиснутых зубах, в костях, во всем теле, — что она перестала слышать собственные мысли, свою мольбу наконец остановиться и свои крики.

События дня вновь и вновь прокручивались у нее в голове, словно некая карусель насилия и страха. То утро, когда Моисей заставил ее подпалить запястье и молить о прощении перед всей остальной паствой… Ее безумный, глупый телефонный звонок Поле, который закончился тем, что та обратилась в полицию… А потом Моисей застукал ее, и на лице у него отразилась ярость. Она понимала, что на сей раз действительно заплатит. Сначала Дилайла думала, что они убьют ее или, того хуже, сожгут заживо, как сожгли Брэда. Но вместо этого ее связали, заткнули рот кляпом и бросили в кузов пикапа.

Она лежала там, дрожа от страха, пока они спорили. Им нужно было поставить в кузов коробки с буклетами, но там уже не было места. В какой-то ужасный момент они попытались уложить тяжелые коробки прямо на нее, и Дилайла стала сопротивляться и кричать, придавленная ими. В конце концов они вытащили ее из пикапа и запихали в багажник одной из легковых машин.

Первые несколько часов в багажнике были ужасающими. Дилайла страшно замерзла и почти уверилась, что задохнется насмерть. Веревки впивались в лодыжки и запястья, челюсти болели из-за кляпа, засунутого в рот. Время тянулось бесконечно долго, и она думала, что это самый ужасный опыт в ее жизни.

Не в состоянии представить, что все может стать еще хуже.

Наконец они где-то остановились. Измученная, она лежала там, сознание ее угасало, утекало прочь. И тут вдруг свет.

Дилайла заморгала — солнечный свет ослепил ее. Над ней возвышался мужской силуэт. Моисей.

Она попыталась попросить прощения, всхлипывая в кляп. Ей жаль. Ей очень жаль…

Лицо его вплыло в фокус. Он смотрел на ее тело, облизывая губы.

— Я сейчас выну кляп, — сказал Моисей. — И хочу, чтобы ты помнила: у нас оба твоих ребенка. Если вздумаешь закричать, или позвать на помощь, или сделать еще какую-нибудь глупость, они за это заплатят. Ты это поняла?

Дилайла испуганно кивнула.

Он навис над багажником, чтобы снять кляп, стал возиться с узлом, но затянуто было накрепко. Наконец, тяжело дыша от усилий, ему удалось сдернуть повязку у нее со рта и с подбородка, позволив ей повиснуть на шее.

— Пожалуйста. — Она всхлипнула. — Простите… Я не…

— Тихо!

Дилайла прихлопнула себе рот ладонью, дрожа от страха.

— Когда люди слышат про Авраама и Исаака, — сказал ей Моисей, — то думают, что речь идет о послушании. Бог велел Аврааму принести в жертву своего сына, и Авраам повиновался. И я не могу с этим не согласиться. Послушание — это очень важное качество. То, которое тебе следует попытаться обрести.

Его голос повысился от гнева, и она в страхе съежилась.

— Но это также история о жертвоприношении! И страхе, — продолжал он. — И как только Бог увидел, что Авраам и в самом деле убоялся его, Он дал ему другой выбор для жертвоприношения. Барана.

— Отец…

— Бог хочет, чтобы я испытал тебя, Дилайла. Чтобы убедиться, что ты послушна. И что ты боишься меня… Его. И дабы показать, что ты научилась Его бояться, будет принесен в жертву твой ребенок.

Дилайла ошеломленно уставилась на него. Пожертвовать своим ребенком? Не может же он в буквальном смысле иметь в виду, что…

— Нет, пожалуйста…

— Но, как и в случае с Авраамом и Исааком, Бог предоставляет тебе выбор.

— Да, пожалуйста — все, что угодно! — забормотала Дилайла, заикаясь. — Я буду спать с вами! Я позволю вам делать все, что угодно! Только прошу вас, не трогайте моих детей!

Моисей нахмурился.

— Естественно, ты будешь делать все, что мне угодно. И естественно, мы будем заниматься сексом. Потому что ты должна быть послушной. Но это не тот выбор. Бог предусмотрел для тебя совсем другой.

— Какой же тогда? — прошептала Дилайла.

— У тебя двое детей.