Пламя на воде

   ``Держу пари, этот его пост как раз там, куда я еду. - Добавил он мысленно. - Старается мальчик! Не переусердствовал бы''.

   Подгоняемый этой мыслью, капитан пришпорил коня.

   Брошенный замок производил впечатление унылое и тягостное.

   Именно брошенный - о таинственном исчезновении не могло быть и речи. Замок нес отчетливые следы не то грабежа, не то поспешного бегства, а может быть - того и другого одновременно. Повсеместно распахнутые двери, разбросанные вещи, вывернутое на пол содержимое шкафов и полок. Разоренные кладовые - разоренные наспех, поскольку даже на первый взгляд видно, что испорчено больше, чем взято. При достаточном богатстве (а местами и изысканности) обстановки - полное отсутствие хоть сколько-то ценных предметов, способных уместиться в седельной сумке.

   Лейтенант Габриций Дорф бродил по замку, пытаясь представить себе, как все это выглядело прежде. Эти древние стены внушали ему что-то вроде благоговения; в другое время он счел бы за счастье просто побывать в таком месте. В Арсании их осталось мало, подобных гнездышек древней аристократии: несколько веков назад после бунта баронов, жестоко подавленного Герритом-победоносцем, Король велел разобрать их по камешку и этими камнями мостить дороги. Стены разбивали кувалдами, молотами, литыми шарами на цепах. Работа была каторжная, каторжники ее и выполняли - как правило, это были люди мятежных баронов, виновные только в том, что преданно шли за своим сюзереном. Один из предков Дорфа сгинул на этой каторге. Замки в конце концов разобрали, но дороги так и не построили - грянула следующая война, стало не до строительства. Многие десятилетия потом крестьяне растаскивали из разоренных родовых гнезд и использовали в хозяйстве великолепный строительный камень.

   Да, в другое время Дорф был бы счастлив просто почувствовать под подошвами эти древние плиты, прикоснуться рукой к шершавому камню стен. Но сейчас иные заботы одолевали лейтенанта.

   Габриций Дорф был дворянином из мелкопоместных и седьмым сыном в семье. Как нередко случалось в среде провинциальной аристократии, он имел богатую родословную - и бедный майорат, не способный содержать на приличном уровне даже старших сыновей, не говоря уж о младших. У себя дома он ездил на кляче, которую постеснялся бы запрячь в плуг иной крестьянин, носил перевязь со старинной шпагой поверх домотканной рубахи, сам подшивал расползающиеся сапоги и частенько довольствовался на завтрак, обед и ужин парой ложек пустого горохового пюре, поданного на фамильном червленом серебре.

   Единственным способом избежать нищенского, унижающего достоинство аристократа существования была служба в гвардии. Королевская Гвардия, элитная часть, состоящая только из дворян, привилегированное сборище отчаянных сорвиголов - это была почти недосягаемая мечта, попасть туда без протекции сверху было нереально, а какую протекцию можно получить, когда ходишь третий год в одних и тех же дырявых сапогах? И все же Габриций пошел за своей мечтой. Завербовавшись в рядовую гвардейскую часть и получив чин лейтенанта, он не просто служил - он выкладывался на все сто, он истязал себя так, как это мог делать только человек, познавший настоящую нищету и твердо решивший добиться успеха. При этом - надо отдать ему должное - он не интриговал, никого не подсиживал, не стелился перед начальством, заранее сочтя этот путь неприемлемым для потомка гордого и славного рода. Он должен был достигнуть всего честным путем - или признать собственную несостоятельность. Последнее было практически равносильно самоубийству.

   Ему везло на людей, и меньше чем через год он добился перевода в столичную часть.

   - Ты уверен, что хочешь попасть туда, мальчик? - Спросил его пожилой седоватый капитан прежде, чем подписать документы на перевод. - Столица - это сборище волков, имей в виду. Тебя там сожрут.

   - Подавятся. - Самоуверенно заявил молодой лейтенант.

   - Ну-ну. - Покачал головой капитан и поставил в бумагах закорючку.

   Габриций приехал в столицу с твердым убеждением, что никто здесь ни в коем случае не должен догадаться о его нищем прошлом. Возможно, он чересчур усердно взялся за дело. Выше, чем нужно, задирал подбородок; брезгливей, чем нужно, кривился, когда ему подавали пережаренное мясо - мясо, которое он дома ел только по самым большим праздникам! Чрезмерная забота о собственном реноме застила ему мозги. Он попал впросак.