Пламя клинка

— Война будет длиться вечно, — ответил я. — Или кончится очень быстро. Зависит от того, в чьих руках окажется Рубиновый жезл и чем новый командир будет готов пожертвовать. Пусть ваши внуки запишутся в послушники Стрибога, это даст им отсрочку на пару месяцев. А там поглядим.

Я вынул мешочек из серого бархата, развязал тесьму и пересчитал монеты. Затем добавил к ним четыре динара, взяв их из другого кармана.

— Хватит для всех троих, на пожертвование храму, — сказал я, отдавая мошну Осипу.

— Вы очень добры, ваша милость, — отвечал он, неловко сжимая кошель.

Пальцы у него были морщинистыми, все в старческих пятнах.

— Но я не смогу вернуть.

— Все мы возвращаем долги так или иначе.

Звон и грохот раздались из-за боковой двери.

Я шагнул туда, доставая адамантовый меч. Это не так-то просто, если вместо руки у вас чешуйчатая лапа дракона и пальцы едва сгибаются.

— Хозяин? — спросил дворецкий.

Мы оказались в сумрачной зале.

Окна были завешаны тяжелыми шторами. В камине горел огонь. На стенах висели портреты мертвых Мортернов, и казалось, что они с жадным нетерпением ожидают, когда живые наконец присоединятся к ним.

У двери застыл юноша, совсем еще мальчуган.

В руке он держал короткую саблю, на парсуашском ковре лежали осколки вазы. Лицо парня побелело, страх и растерянность застыли в его глазах.

Когда мы вошли, он с явным облегчением выдохнул, видимо, ожидал увидеть отца, но тут же снова напрягся.

— Мастер Димитрис! — прошептал Осип. — Боже, что вы наделали?

— Дорогая? — Я подошел к осколкам.

Темные глаза юноши были умными и живыми, но в них глубоко поселилась боль. Так бывает с детьми, которых не ценят, кому приходится жить не своей, а отцовской жизнью.

— Руническая, — ответил дворецкий. — Сулейман Провидец, султан и верховный маг Парсуаша, прислал ее хозяину в знак дружбы и уважения.

— А потом долго хохотал, надо думать.

Я наклонился, поднял пару осколков.

— Это простая ваза; должно быть, слуга султана купил ее за пару медных монет на ближайшем рынке.

Мой палец с драконьим когтем провел три кривые линии в воздухе. Обломки сгинули, и на их месте явилась новая ваза.

— Вы ее починили? — спросил дворецкий.

— Нет, конечно, — ответил я. — Нельзя спасти то, что уже разбито, это всего лишь копия. Но разницы нет, полковник все равно не заметит.

Кадык юноши дернулся.

Я понял, что огромная ноша свалилась с его худеньких плеч.

Отец не простил бы ему рунической вазы — подарка из Парсуаша. В ней полковник Мортерн видел символ своей победы, величия и государственной славы, не подозревая, что бережно хранит памятник собственной глупости и невежества.

Это свойственно тем, кто управляет империей.

— Спасибо, сударь, — отвечал юноша.

Голос его дрожал, он не хотел показать, как сильно был перепуган только что.

— Ты мой должник, — сказал я, направив на него палец.

В первый момент позабыв, что угрожаю юноше искривленным когтем ящера. Впрочем, получилось эффектно.

— Да, сударь, — ответил тот, нервно сглотнув.

Я не хотел еще больше ставить его в неловкое положение, поэтому развернулся и вышел в холл.

Осип неслышно следовал за мной.

— Сын полковника? — спросил я.

— Мастер Димитрис, — кивнул дворецкий. — В этом году он принял присягу.

Почти ребенок, а уже солдат.

Впрочем, это и к лучшему.

В армию иди смолоду, пока ты молод и глуп. Когда поумнеешь, ты быстро поймешь, что охраняешь вовсе не свою родину, а сундуки, набитые золотом, в подвалах бояр и клириков.

Подыхать ради того, чтобы люди в столице стали еще богаче, вот что значит служить.

— Это не гвардейская форма, — заметил я.

— Да, — согласился Осип. — Хозяин отправил юного мастера в Розыскной приказ.

Это означало, что Димитрис будет служить в столице, ночевать дома и никогда не попадет на Черную Реку.

— Юноша много раз подавал прошение, чтобы попасть в гвардейцы, — добавил дворецкий. — Ему всякий раз отказывали.

Осип улыбнулся.

— Молодой хозяин мне говорил, что хочет быть ратником государевым, а не копаться в грязи.

— Чтобы очистить мир, приходится заниматься и этим, — пробормотал я. — Его, поди, отослали сразу в главную канцелярию?

— Нет, решил служить простым дознавателем. С самых низов начать.

Я не знал, что говорит подобное поведение о юном Димитрисе — то ли о его благородстве, то ли о глупости.

Впрочем, это одно и то же.

Громко хлопнула дверь над нашими головами.

— Я надеюсь, вы меня поняли? — раздался старческий голос.

— Вышебор, — чуть слышно прошептал Осип. — Боярин чернодворцовский. Он мне никогда не нравился, боюсь я его.

— Моя совесть чиста. — Слова Мортерна звучали глухо. — Я делал все ради государя-императора.

— Так сделайте то, что еще осталось.

Старый боярин высился вверху лестницы.

На нем была турская шуба внакидку, с короткими широкими рукавами. Пуговицы из драгоценных каменьев ярко переливались в пламени многосвечья.

Непреклонность застыла в темных глазах императорского советника, острый горбатый нос придавал его лицу зловещий вид.

— Только от вас, полковник, зависит мое решение. Завтра я приду снова. И уже не один.

Он смотрел на Мортерна из-под кустистых бровей.

— Поступите, как должно настоящему дворянину.