Пламя и тьма (ЛП)

Оказалось, что Коннора дисквалифицировали из-за того, что он записался только сам, а когда остальная «Банда» вышла на сцену, это нарушило какие-то правила конкурса. Победила латина с прекрасным голосом — Юлиана или как-то так. Пилар подумала, что та, вероятно, выиграла бы в любом случае, но уверенность и энтузиазм Коннора были... заразительны.

Когда он участвовал, то действительно полностью погружался в процесс.

Теперь он находился в её спальне и прижимал Пилар к стене. На обратном пути рюкзак достался Трику, а она пустила в ход руки, как только могла, так что они начали срывать друг с друга одежду, прежде чем Пилар открыла входную дверь, а затем, борясь с друг другом, они стали передвигаться в сторону спальни. Коннор, видимо славил кайф от адреналина, находясь на сцене, потому что стал яростнее и требовательнее чем когда-либо.

Она обожала ощущение его грубого тела на себе, то, как волосы на его груди потирались о её соски, и то, какие ощущения вызывали за собой следы его рук, когда он ласкал её, и то, как его сила превосходила её собственную. Не было ничего сексуальнее в мире, чем борьба с этим парнем, пока он просто не превосходил её и брал над ней верх.

Ему пришлось потрудиться, чтобы привести её сюда, но теперь, когда её руки были прижаты к стене, и одна из его рук крепко удерживала их, в то время как другая грубо бродила по её коже, груди, животу, бедрам и заднице, между ног, а его рот и язык утверждали на неё права.

Отталкивая его, довольная собой, она укусила его за губу. Он даже не удивился, больше нет. Его реакция представляла собой — хмык и насмешливую ухмылку, а затем он развернул её лицом к стене, и снова прижал. Его огромный член прижался к её заднице и пояснице — твёрдый как камень и такой настойчивый.

Когда он протолкнул жёсткую руку между её ног, над ухом Пилар раздался хриплый голос:

— Я хочу поиграть с твоими игрушками, детка. Хочешь этого? Хочешь, чтобы я связал тебя и заставил кончить, пока ты не зальёшь простыни?

Застонав от самой мысли, Пилар кивнула. За полторы недели, что они являлись настоящей парой, они пару раз заглядывали в её ящик. Многое из того, что у неё там находилось, она использовала одна, но кое-что было для парной игры. До Коннора только её приятель по траху — Даг — заслужил достаточно доверия, чтобы поиграть с ней. На самом деле, Даг был первым, кто попытался сдерживать её, и это стало откровением.

Именно тогда ей пришло в голову, что ей необходимо сказать Дагу, что их трах-дни подошли к концу, но прямо сейчас она выкинула эту мысль из головы.

Хотя Коннор был в восторге от наручников и других верёвок, его тревожили некоторые вещи, которые находились у неё в том ящике. И маленький кожаный хлыст больше всего. Два раза, когда они играли, он придерживался связывания и траха на его условиях.

Что устраивало Пилар — он уделял ей массу внимания. Если бы он никогда не захочет стать более авантюрным в играх, она всё равно навечно останется счастливой.

Он поднял её и отнёс в кровать. Затем открыл ящик и стал копаться в нём, пока не вытащил манжеты-наручники. Раньше он привязывал её к кровати, широко раскрывая, но, если собирается воспользоваться этими, то хотел чего-то другого. Она вопросительно изогнула бровь и откатилась в сторону, но он схватил её, как она и предполагала.

Она заставляла его бороться, и это была одна из ее любимейших вещей — борьба и то, как он мог перемещать её, даже когда она использовала против него всю свою энергию, и теперь, когда он наконец-то принял, что их борьба — это прелюдия (проявление сил ими двумя превращало её ещё в более развратную, более дикую для него, и что она остановит его, если он станет слишком грубым), он полностью и охотно был участвовал.

Он приковал наручниками её запястья над головой к изголовью. Затем взял свободный набор манжет с липучками, широко развел ее ноги и привязал к изножью кровати, останавливаясь, чтобы поцеловать каждую лодыжку чуть выше кожаной полосы. Он заскользил по её телу между ног — целуя, облизывая и прикусывая, пока не достиг её киски.

Потираясь носом об её складочки, он прошептал:

— Люблю твой запах. Есть в нём что-то, что просто пронзает меня прямо в живот. Когда ты такая мокрая, что я просто хочу испить тебя.

Она выгнулась дугой ему навстречу.

— Господи, давай, трахни меня. — Он обожал говорить, соблазнять и ей пришлось признать, что это может быть круто. Его низкий, грубый голос становился ещё ниже и грубее — это было как звуковой секс. Но Пилар никогда не была той, кто любит попусту тратить время. Когда они были голыми, всё, чего она хотела, это хороший, жёсткий трах, а не нежные слова.

Хихикая, он ущипнул её за клитор — и быстрый, интенсивный всплеск острого удовольствия заставил её бедра подергиваться. Но он не стал пировать ею. Вместо этого он продолжил свой путь вверх по её телу, целуя и облизывая, слегка пощипывая соски, поглаживая грубыми, как мелкозернистая наждачная бумага, руками её кожу.

Когда он оказался с ней лицом к лицу, он оставил целомудренный поцелуй в уголке её губ… а затем полностью слез с кровати.