— Вчера я зажарила грудку индейки и нарезала её для бутербродов, а этим утром испекла пару буханок белого хлеба. Ты обедал? — она сняла перчатки, шляпу и положила их на сапоги. — И ты можешь мне рассказать какая, черт возьми, вожжа тебе под хвост попала?
Он рассмеялся. Его мама — интересная дамочка. Трик любил поговаривать, что она как дочь Геи и Ареса: идеальная мать с сердцем воина.
— Я люблю тебя, мама-медведица.
Она подошла и поцеловала его в голову.
— Ты - мой малыш. А теперь поговорим. — И она направилась к столешнице и, не поворачиваясь, обманчиво обыденным тоном спросила, — Это что-то связанное с той девушкой, о которой мне рассказывал твой папа? — она открыла холодильник и достала пиво, как будто только что не кинула гранату ему на колени.
— Что?
Она с хлопком открыла и принесла ему бутылку.
— Папа лишь рассказал мне, что вы некоторое время назад помогли девушке, и ты вроде как защищал её.
— Я защитник. Это то, что я делаю. Вообще-то. — Он взял бутылку, а она приподняла бровь, а затем вернулась к столешнице и начала делать бутерброды. В голове он прокрутил все те немногие варианты о мнении, которое могло сложиться у его отца о нём и Кордеро.
Цитадель. Он набросился на Джей Эра за то, что тот назвал её латиноамериканской киской.
— Я просто думаю: было бы неплохо, если бы ты с кем-то стал достаточно близок, чтобы привезти её на воскресный ужин. Заполнить стол, ну, ты понимаешь. Ты уже много лет не приводил с собой девушку.
— Господи, мама. Не вей гнездо. Я никого не приведу домой. Ты хочешь семью и внуков у тебя для этого есть Деми и Фейт.
Размазывая майонез на ломтик хлеба, она остановилась и повернулась к нему.
— Милый, дело не в том, чего хочу я. Дело в том, чего хочешь ты. А я знаю, что ты хочешь этого в своей жизни… женщину, детей. Так почему б тебе не поискать?
— Я так и делал. Пытался пару раз. Не вышло.
— Так ты просто сдаешься? Коннор Джером Эллиот — ты не настолько слаб. — Она с силой ударила ножом по хлебу, а затем проткнула им банку с майонезом.
— Это не слабость - отдавать себе отчет в том, что моя жизнь и женщины не связаны друг с другом.
— Ты что же не понимаешь, что разговариваешь с женщиной, живущей этой жизнью? Сорок два с небольшим года. Я стою здесь - здоровая и полная сил.
— Так было не всегда.
Её голова дёрнулась, а лицо побледнело.
— Мы не говорим о тех днях. И я прошла через это. Верно?
Причина, по которой Коннор был единственным ребенком в семье, заключалась в том, что его отец всегда жил такой жестокой жизнью в жестоком мире, как они сейчас делали это оба. Когда Коннору было четыре года (он даже ещё не был членом МК), его мать взял в заложники враг их старого клуба и член оказывающего поддержку МК. Её избивали и насиловали в течение трех дней, прежде чем ее смогли найти. Ей было ужасно больно. И она больше не могла иметь детей.
Конечно, Коннор ничего не знал об этом в то время, он был слишком юн. И он узнал об этой истории гораздо позже, когда стал молодым мужчиной.
Большую часть того, что Коннор помнил о годе, последовавшим за травмой его матери, — это рассеянность и молчание. Его воспоминания о том времени были похожи на старые немые фильмы — монохромные и без звука. А все воспоминания о его матери в то время были как неподвижные фотографии. Она сидела и просто смотрела перед собой. Тогда по большей части воспитывали его мать Фейт Марго и по совместительству лучшая подруга его матери и ещё одна старуха другого члена клуба.
Марго была беременна, а затем родила свою дочь - старшую сестру Фейт Серенети. Единственные счастливые времена, которые он помнил о том году, были связаны с этой маленькой девочкой. Марго позволила ему держать её, играть с ней, сидеть у её колыбели и покачивать. Она так хорошо пахла, когда не пахла дерьмом и отрыжкой. И её первая улыбка была для него.
Серенети и Коннор, в конце концов, так и не стали близки. Сера была добропорядочным человеком и не хотела вести такую жизнь с того времени, как осознала, чем занимаются их отцы, и она старалась держаться подальше. Коннор же хотел следовать за отцом с тех пор, как понял, чем занимаются их отцы.
Когда он узнал о боли, причинённой его матери, это знание ещё больше приблизило его к такой жизни, а не выбило из неё. Он хотел стать сильным, сражаться и защищать. А не бежать.
Фейт была на семь лет моложе него и оказалась той самой сестрой, которая стала его.
— Коннор. — Его мама поставила перед ним тарелку с двумя бутербродами и помидорами и села рядом с ним с собственной тарелкой: одним бутербродом и помидором. — Я пережила это. У меня была любовь, и я пережила это. У всех есть то, с чем приходится разбираться. И неважно, какая у тебя работа. Копатели, секретари, врачи, преступники — у нас у всех есть своё дерьмо. Ты ищешь того, кто проведёт тебя через него и кого ты сам хочешь через него провести.
Он всё ещё плутал в старых воспоминаниях и не ответил ей. Он на секунду поднял бутерброд, но весь его аппетит пропал.
Его мать положила на него руку.