Пламя и тьма (ЛП)

Трик открыл документ. Пока он читал его, Коннор пытался прочесть выражение его лица. На нём отражалось замешательство… и неверие.

— Что это? — Трик вернул своё внимание к Доре.

— Документы на дом бабушки и дедушки на острове Санторини. Он полностью оплачен вместе с налогами.

— Потеря этого дома убила мою бабушку.

— Мне очень жаль. Как думаешь, твой дедушка больше не захочет в нём жить?

— Нет, захочет. Он считает, что оставил её там. — Трик посмотрел на документы, а затем опять на Дору. — Вы купили дом моих бабушки и дедушки?

— Я заплатила за него. Я им не владею. Он на имя твоего дедушки. — Она ткнула своим наманикюренным пальцем в документ и указала на имя.

Долгое время Трик молчал. Когда он поднял глаза, Коннор подумал, что его друг вероятно на грани слез.

— Спасибо. Я... думаю, что хочу обнять вас.

Исидора Вега — самый могущественный человек во всей Мексике, улыбнулась:

— Я бы тоже хотела обняться.

~oOo~

Ранним утром, за три дня до Рождества, Коннор ходил вперёд-назад через главный вход в больницу. Автоматические двери останавливались, когда наполовину закрывались, а затем снова открывались, и так снова и снова. Он, скорей всего, сводил с ума человека за информационной стойкой, но ему было плевать. Он не мог оставаться на месте.

Увидев, как Пилар паркуется на своей «Victory», он направился к ней. Как только она слезла с байка и сняла шлем, он схватил её.

Она оттолкнула его.

— Что случилось? Ему… хуже?

— Нет, он... он очнулся.

— Боже мой! Здорово! Как он?

— Я ещё не видел его.

— Что? Ну почему?

— Доктор разговаривал со мной и... он не в порядке. Он очнулся и «быстро реагирует», что бы это ни значило…

— Это значит, что он реагирует на раздражители. Такие, как свет и звук. Голос. Прикосновение.

— Это хорошо. Но он не говорит. Они берут кучу анализов.

— Но почему ты не там?

— Я не могу... один. Я чертовски напуган. Что, если он меня не узнает? И мама всё ещё не здесь. Демон привезёт её. Фейт забросит детей к Райли и подъедет позже.

— Коннор. Ты разве не должен увидеть отца первым, чтобы ты смог переговорить с мамой, прежде чем она войдет?

— Это не будет иметь значения. Она захочет оказаться там сразу же. Она не замедлится настолько, чтобы я переговорил с ней.

Пилар схватила его, сжав кулаки на отворотах жилета и немного встряхнула Коннора.

— Он очнулся, и вокруг никого, кого бы он знал. Коннор, подумай.

Ох, бл*дь. Бл*дь. Он облажался.

— Чёрт-чёрт. Я грёбаный идиот. Я киска. Бл*дь!

Она взяла его за руку.

— Будешь винить себя позже. Давай, пойдём.

Чувствуя себя слишком переполненным всем, чтобы обуздать свою голову, Коннор позволил ей отвести себя в больницу.

~oOo~

Почти за два месяца нахождения в коме ожоги Хусиера и другие его раны зажили. Его кожа зарубцевалась, но была целой. Они сняли его с аппарата искусственной вентиляции легких вскоре после Дня Благодарения. Все его травмы заштопали. Кроме его головы.

Часть его черепа по-прежнему была вшита в живот, несмотря на то что остальные его раны зажили, они оставили его череп открытым на случай, если им понадобится опять вмешаться, чтобы минимизировать повреждения при дальнейшей операции. Коннор до сих пор не привык к наклонной трещине в голове отца, или к мысли, что там прямо под кожей его неряшливого скальпа находится открытый мозг.

Он сосредоточивался на руках отца, а не голове, когда находился рядом с ним. Его голова была слишком слаба. И Коннор был не способен найти там надежду.

Но когда они с Пилар вошли в палату отца, первое, что он увидел, были его глаза. Они были открыты и наполнены жизнью, и на секунду Коннор испытал ошеломляющую надежду. На этой кровати и в этом теле был его отец. Он подошёл к нему и наклонился, чтобы поцеловать его лоб.

— Привет, папа. С возвращением.

Хусиер моргнул, но больше никак не отреагировал.

Тем не менее, Коннор подумал, что отец не узнает его. Скорей всего. Трудно быть уверенным. Доктор сказал им по дороге сюда, что анализы показали, что у Хусиера чувствительность во всём теле, зрачки функционируют, и он может следовать простым командам.

Но он не мог или не хотел говорить, и он не проявил никаких эмоций, кто бы что ему не говорил. И он не мог держать ручку… мог схватить её, но не так, как нужно, чтобы иметь возможность воспользоваться ей. Как будто он забыл, как это делается. Он не мог писать. Казалось, он полностью утратил слова и даже само представление о них.

Коннор не знал, насколько его отец вернулся.

Но потом дверь распахнулась, и его мать оказалась там.

— Я здесь, Хус. Детка, я здесь. Здесь. Теперь ты останешься со мной.

Плача, она оттолкнула Коннора назад и сделала то же, что и он, наклонилась через боковой поручень и поцеловала мужа в лоб. Коннор наблюдал за тем, как она сжала кулаком подбородок Хусиера… так как всегда делала, хотя обычно она так брала его за бороду.

— Я здесь, детка. Прямо здесь. Будь со мной, ладно?

И отец Коннора улыбнулся.